Я был обречен на этот рэп. Во-первых, Костя ходил за книгами к нам, в «Циолковский». Вместе с книгами он обычно получал лестницу, вылезал через люк на крышу и долго смотрел оттуда на Кремль. Во-вторых, Кирилл открыл в Казани похожий магазин и я ездил к нему туда, чтобы прочесть лекцию о голливудском марксизме, океане материнского молока и политическом исламе. В Казани мы ходили ночью по ленинским местам. Деваться было некуда и я начал их слушать.
Дневниковый хип-хоп эпохи, когда музыка не просто не может ничего изменить, но ни один из музыкантов в это не верит даже для приличия. Скорее, такая вера была бы неприличной и её пришлось бы скрывать.
Любой из их треков мог бы оказаться неплохой рекламой антидепрессанта, если бы название препарата, решающего вопрос, появлялось в конце. Но не появляется. Единственная из известных мне, композиция, в которой есть юмор, пусть и горьковатый, это «Познер». Про нарциссический порногоризонт капиталистического спектакля.
У макулатурного героя большие сложности с заполнением анкеты. Он выходец из среднего класса, но с серьезными перспективами люмпенизации.
У его родителей был свой кодекс – «Эхо Москвы», Окуджава, антисоветский хиппизм, рыночные надежды. Его посещает инфантильная мечта о принесении их в жертву. Они должны быть наказаны за то, что обещанный ими мир так и не состоялся.
Призраки европеизации, гуманизации, демократизации, сексуального комфорта и признания тебя обществом ускользают. На их место заступают азиатчина, имперский дискурс, рост насилия, принуждение к лояльности, сексуальная фрустрация, падение самооценки.
Несбывшееся наглядно воплощено в Жане Поле Петросяне – центре этой реальности.
Местные читатели Уэлша, Селина и Буковски, фрустрированные реалиями периферийного и авторитарного капитализма, жонглируют ненужными паролями (фамилии, термины, цитаты) и ходят на антипутинские митинги, не надеясь при этом ни на что. «Будущего нет» — они произносят без протестной истерики.
Предлагаемая социализация вызывает у них токсичную тоску и внутреннюю агрессию. Сквозная метафора — вагон, маршрутка, автобус везет тебя не в ту сторону, но ты не сопротивляешься. Нет никакой «той» стороны. Это кольцевая линия.
Ослабление связей. Когда ты перестаешь отражаться в других, как в зеркалах, ты перестаешь понимать, кто ты и постепенно исчезаешь сам для себя. Коридор лабиринта сужается, человеческий шарик, покорно катящийся по нему, становится прозрачным для других и постепенно забывает о себе.
Капиталистическая плоскость как не способность мечтать и не способность деятельно ненавидеть. Стирание субъектности? Точнее, убывание как внешних, так и внутренних причин для неё.
Ты наблюдаешь, как у тебя, запертого внутри страны, ползущей вниз по мировой лестнице успеха, тает будущее. Как таешь ты сам в однородной и заурядной социальной среде эпохи Путина. Словно кубик сахара в тёплом нищенском чае.
Ежедневное умаление. Макулатурный герой – меланхоличный наблюдатель собственного постепенного исчезновения, социальной диссолюции.
Политическая система как крайнее проявление чужеродности социума вообще («Юность»). Разочарование в разбившейся о ментовскую решетку политической волне 2011-12 годов.
Невозможность стать «народным человеком» т.е. обреченной деталью бессмысленного механизма, создающего прибыль и воспроизводящего власть. Мир, в котором «мы» может быть только враждебным к твоему «я», терпящему непрерывное экзистенциальное поражение. Макулатурный выход – само лирическое переживание отчуждения.
Призрак эмиграции. Сексуальная разрядка как ложная дверь, нарисованная на бетонном заборе. Подростковые грёзы о кровавом возмездии всем и за всё
В макулатурном мире никому не нужен даже отчаянный жест мрачного романтического энтузиазма. Там нет обнаружения собственных границ и прикосновения к утопическому измерению. Но есть острое переживание дефицита таких вещей.
Атрофия способности воспринимать утопическое, перемещение бунтарских склонностей в область перверсивных фантазий о себе, как о безмотивном террористе из «Бойцовского клуба» или серийном убийце, вроде «Декстера».
В «Макулатуре» принято веганство и отказ от участия в состязательном забеге к успеху. Они издают талантливые книги, возят их с гастролями по стране и понимают, что такое «просвещение».
Пепел надежд среднего класса, вдыхаемый как наркотик, тает в носоглотке молодого меланхолика, знающего, что Большой Другой, который на тебя смотрит, ничего уже от тебя не ждёт. Большой Другой, которому мы все мечтаем понравиться, равнодушно закрыл глаза, оставив тебя замершим в нелепой позе никому больше не нужного танца.
Твоя жизнь теперь как макулатура, то есть мусорная метель из обрывков случайных текстов. Её можно переработать, пропустить через улучшайзер и сделать из неё новый, нужный и связный текст. Или нет?
Алексей Цветков 