Во-первых, присутствует невыразимое. И оно требовательно. Неизъяснимое до конца, но очевидное всем «нашим». О невыразимом поёт песни группа «Любэ», снимает кино Михалков, пишет романы Прилепин. Они постоянно на невыразимое намекают. Так получается, что невыразимое всегда требует лояльности к любой здешней власти, как бы она ни называлась, и никогда не требует бунта против неё. Это потому, что эффект «невыразимого» довольно прост.
Романтическая культура научила нас, что быть лояльным к власти не очень хорошо, быть лояльным к любой власти ещё хуже, быть лояльным к очевидно несправедливой власти совсем плохо. Поэтому мы больше не можем получать того простого удовольствия от лояльности своим господам, какое получали когда-то наши далекие предки. Нам что-то мешает просто принадлежать им и быть счастливыми. И чтобы решить эту внутреннюю проблему, нам и требуется «невыразимое», а лояльность власти становится всего лишь формой контакта с ним. Наше подчинение власти делается в наших глазах инструментом служения чему-то гораздо большему, внеисторическому, а значит, перестает быть постыдным и жалким. Так конформизм выдается за Служение с большой буквы и приобретает черты мистической традиции и долга.
Во-вторых, не дремлет враг. Враг невыразимого, а значит, и наш враг тоже. Нашим врагом его делает то, что у него нет доступа к невыразимому, а у нас есть к нему доступ. И за это враг ненавидит нас и хочет покончить с нашим доступом к невыразимому навсегда. Враг хочет превратить нас в таких же, как он сам, слепых и глухих, проклятых, запертых в этой безблагодатной реальности, зацикленных на её неважных деталях, отключенных и отлученных от невыразимого. Но мы не хотим этого. Мы знаем, что наш доступ к невыразимому, чем бы оно ни было, есть наша главная ценность, наш генеральный аргумент, наше основное самооправдание в собственных глазах. Этот доступ и есть корневая причина нашего единства. Так лояльность, оправданная через мистику и сдобренная коллективным чувством опасности и подозрительности, делается причиной для любви к себе.
Поэтому война между нами и нашим врагом неизбежна. Вопрос только в формах и методах этой войны. Враг никогда не успокоится, а мы никогда не сдадимся. И это, собственно, всё, что нам нужно знать о враге, потому что как только мы начнем конкретизировать его имя и адрес, то сразу же и запутаемся в не клеящихся деталях. Детализация врага обнаружит разницу между нами, а это нежелательно.
Крым – Новороссия – санкции и контрсанкции – расплющивание тракторами вражеских сыров, гусей и яблок — допинговые скандалы – футбольные беспорядки – провокации геев и так называемых «современных художников» против ФСБ и РПЦ это всего лишь частные участки большой метафизической войны, всего лишь позиционные стычки на этой неустранимой линии фронта. Через логику всё это объяснить сложно, а через «верность невыразимому» очень легко объяснить вообще всё, что угодно в любой ситуации. У нас в руках идеальная форма, которая умещает в себя любое, пускай и самое дикое, содержание. Поэтому смешно (и даже вредно) всерьез говорить о правах личности и классовом неравенстве, об институтах и юридических гарантиях, об интересах групп и их представительстве, о границах государственной власти и источниках частной собственности. Смешно и вредно, потому что всё это важно не само по себе, но только как инструмент ведения войны, описанной выше. На войне не бывает атеистов, а на фронте нет места демократии.
Так работает идеология путинизма. На этом базовом сюжете, которому противопоказаны любые уточнения, на этом массовом ощущении и выгодном допущении держится весь местный периферийный капитализм с его авторитарной политической структурой.
Война за «самое святое», подробно рассуждать о котором уже предательство, оправдывает любое поведение власти и любую степень неравенства. Общий доступ к невыразимому заменяет населению реальное участие в судьбе своей страны, а ненависть к врагу заменяет борьбу за свои права и интересы. Правила войны оправдывают любую ложь и подлость. Мы все в разведке, всюду – фронт. Это идеальный психический режим обеспечения лояльности к правящему 1%, воспринимающему всё, что здесь есть (включая всех нас), как собственный бизнес-проект, источник прибыли, надел для кормления.
Так и элита и массы оказываются за пределами ответственной морали, хоть и по разным причинам. У элиты вместо морали прибыль, а у масс – очарованность тайной и запуганность чужаком. Первым шагом к излечению от идеологического токсикоза является отказ от вышеописанного мифологического сюжета (тайна и война) господствующей идеологии и попытка мыслить в других категориях, требующих более ответственных суждений. Такой отказ делает вас либо циничной элитой, если вы с ними в доле, либо конкурирующей контр-элитой, если вам нечего терять.
Алексей Цветков 