Ключом к фильму является звучащий в финале отрывок из знаменитой речи Тэтчер о том, что капитализм бывает плохой (государственный, без свободы) и хороший(частный). А до этого секс-насилие-классовая война и жители всех социальных этажей в окровавленной одежде. Что будет, если воспринять лицокак маску, снять его с черепа и вывернуть наизнанку на глазах у пытливой аудитории? Как выглядит изнанка нашей социальности?
Чем больше в простой метафоре актуальных смыслов, тем она успешнее:
Маркс и Спенсер
Высотка это классовое общество. «Я задумывал здание как проект развития» — говорит его создатель, номодернистский план рационализации человека терпит крах, потому что оказывается несовместим с классовым неравенством с одной стороны и со склонностью людей к насилию, с другой. В фильме две главных мысли. Во-первых, мы опасные животные и с этим ничего не поделаешь, потому что это условие биологической эволюции. Во-вторых, мы находимся в состоянии тайной (чаще) или явной (реже) классовой войны с другими этажами, которые выше или ниже нашего, потому что это условие социальной эволюции, создавшей цивилизацию.Классы тут, конечно, не в марксистском (роль в обмене и производстве), а в современном британском (уровень потребления и статус) смысле. Сами себя британцы делят сейчас примерно на семь классов: элита, высший средний класс, технический средний класс, новыерабочие, традиционные рабочие, сервисные работники, прекариат. Такое понимание отсылает скорее к Герберту Спенсеру, считавшему, что кризис классового общества происходит из-за потери «органичности» социальных отношений. Эту потерю мы видим в одной из первых сцен: лицо будет буквально снято с черепа и вывернуто наизнанку. И потом безликий череп ветхого Адама на стопке книг в рабочем кабинете будет не раз повторяться.
Классовая этажность требует двух базовых навыков – строить социальные барьеры в отношении тех, кто ниже и изыскивать возможности, чтобыпереехать на пару этажей выше. А всего этажей в этом здании 40. Наверху живет архитектор и владелец, местный бог, со своей немногочисленной челядью, проводящей вечеринки в барочных нарядах времен восстановления британской монархии.
Классовые отношения иррациональны. Уже по Марксу, саботаж этих отношений присутствует в скрытых – воровство, отлынивание на работе — или явных – борьба за расширение своихэкономических прав – формах. Но высотка этосфера частной жизни, понятой как иерархически организованное потребление, место, где тратят деньги. И там вдруг классовая борьбастановится классовой войной в самой деструктивной версии.
«Наши предки викторианских времен никогда не сталкивались с подобными трудностями» — замечает архитектор. Между демократией (равные права) и капитализмом (разные возможности) сложные отношения и знак равенства тут отнюдь не очевиден.
Уайлдер
Насилие это бизнесне взятых в долю, не попавших в правящий класс. Целью такого бизнеса является не прибыль или власть, а садистический угар. Это знает Уайлдер, лидер бунтарей с годаровской кинокамерой на плече и револьвером в руке, народный мститель с нижних этажей, живший там в темной квартире с надоевшей женой и портретом Че Гевары на двери. Совсем не похожий на «героя рабочего класса» из песни Леннона. Восставшим нигилистом его сделал избыток пассионарности и мальчишеское презрение к установленным правилам, а вовсе не особая сознательность или альтернативный план организации общества. Поначалу у него есть лейбористские претензии к свободному капитализму высотки. «Мы платим за электричество столько же!». В этом возмущенном выкрике кроется политическое желание прогрессивных налогов, при которых богатый платит больше не только в количественном, но и в пропорциональном смысле.Уайлдера бесит, что в здании нет полиции и вообще представителей государства. Высотка это капиталистическая утопия, где должна сама всё наладить незримая рука капитала,расселившая людей по этажам, но при малейшем техническом сбое такая свобода оборачивается многоэтажным парадом насилия, праздником крови и взаимной охотой в бетонных джунглях.Владелец башни мягко спроваживает полицию, он за не вмешательство в бизнес элиты, ставший жизнью тысяч обитателей высотки. Даже те, кто покидают здание, на людях молчат обо всем, что делается внутри. А восставший нигилист пьянеет от насилия низов, направленного против верхних этажей и мечтает добраться до «Нимрода», проектирующего вавилонские башни, ведущие к благословенным небесам несбыточного «конца истории».
Прописавшись в сталинской высотке можно было прятаться там от царившего снаружи государственного террора, а тут всё наоборот – внутри небоскреба шумит кровавый пир частной жизни, в который участники ныряют добровольно и с психопатическим энтузиазмом.
У верхнего этажа есть антикризисный план: «перессорим живущих внизу между собой по какому-нибудь признаку» (лучше по нескольким сразу) и «сделаем лоботомию самому дикому из бунтарей».
В детский калейдоскоп нам видно, как дамы с верхнего этажа приносят необходимую политическую жертву, чтобы вернуться в «нормальность», но возврат уже вряд ли случится. После принесения жертвы социальная жизнь превращается в невозможную шахматную партию, где больше нет ни «короля», ни того, кто убил короля.
«Высотка» может быть понята очень консервативно: капитализм, предоставленный сам себе т.е. лишенный каких-либо традиционных скреп и сословных тормозов, превращается в кровавую оргию конкуренции, отменяющую любые моральные нормы, что быстро ведет к социальному апокалипсису. Чертежи башни становятся потешными крыльями, которые никому не помогут взлететь.
Психоанализ
Высотка это фрейдистская модель психики, где Роял, архитектор и владелец здания, это «Сверх-Я». Бунтарь Уайлдер это образ бессознательного с его возмутительными желаниями, мечтающего пробиться наверх и как следует погулять там по буфету, и, наконец, главный герой, врач из среднего класса (25 этаж) это, собственно, само наше «Я», вынужденное балансировать между Роялом и Уайлдером.
«Высотка» снята для общества, пропущенного через фильтр психоанализа. Архитектор здания называет себя первой его жертвой. В него въехал грузовик на стройке. Это сквозной мотив у Балларда, по книге которого и сделан фильм.
В психоанализе само появление нашего «Я» есть результат травмы, столкновения психики с социальной реальностью и разрыва её пополам. «Я» возникает в каждом из нас только тогда, когда мы научаемся смотреть на себя (то есть на то место, где «я» сейчас возникнет) глазами предполагаемого и воображаемого Другого. «Я» это первый устойчивый эффект внешнего воздействия общества, уже открывшего у нас внутри своё представительство. Поэтому главный герой фильма начинает говорить о себе в третьем лице.«Я» это половина тебя и его границы это рана, оставшаяся от травмы столкновения и разделения. Баллард виртуозно рассказал об этом, добавив индустриальной эротики, в «Автокатастрофах», экранизированных Кроненбергом. Автомобиль там выглядел как обреченное на сексуальную травму продолжение частной жизни в общественном пространстве города. В «Высотке» тоже есть кровавая вмятина на капоте от бедняги, упавшего с самой кручи.Машина калечится как тело. Калечит тело. Символизирует искалеченное тело и погнутую психику.
Баллард
Социальная оптика в знаменитой трилогии Балларда меняет масштаб: «Бетонный остров» про отчуждение личности. «Автокатастрофы» про деструктивную субкультуру. «Высотка» про забывшее о норме общество в целом.
Атмосфера главных его книг такова: представьте себе искушенного английского джентльмена, который, невозмутимо скрестив руки, наблюдает в окно за собакой, несущей куда-то человеческую ногу. Наблюдатель пытается определить, мужская это нога или женская и сколько она может весить? В этом смысле, ЧакПаланик ученик и продолжатель Балларда.
В детстве, во время войны, Баллард провел некоторое время в японском лагере для гражданских лиц из недружественных стран иотсюда, возможно, его склонность к переживанию несвободы и безумия в закрытом сообществе. По книге об этом детском опыте Спилберг снял свой самый тягомотный фильм («Империя Солнца»).Но кому-тоинтересны мы становимся, только если наши личные особенности рифмуются с исторической ситуацией и уникальным социальным раскладом момента.
«Высотка» это полифоническая книга со сменой оптик, полная в меру абсурдной сатиры на все известные автору социальные этажи. «Посмотри, я наконец-то нашёл нужный оттенок цвета для стен» — отличная фраза для момента, когда всё вокруг уже пылает в огне революционной сатурналии.
Уитли
Как и Балларда, режиссера Бена Уитли не назовешь антропологическим оптимистом.
Для них психоанализ и критическая теория есть два главных объяснения человека, нобез веры в грядущую рационализацию человеческой жизни, как психической, так и социальной.Тонкая пленка внешних приличий легко лопается в ситуации безнаказанности и мы превращаемся в кричащих животных, рвущихся на верхний этаж потребления — лифты стоят, электричества больше нет — с самодельным оружием в руках, полные инцестуозных, эдипальных, каннибальских и некрофильских желаний. Нам нужны «секс насилие и хорошее настроение»! Человек с любого этажа это тикающая бомба, которая может взорваться в любой момент. Внутри любой жертвы может проснуться палач и наоборот.
И вот уже ты жаришь на самодельном вертеле лапу любимой собаки босса, а самого босса похоронил на дне кровавого бассейна. Восстание, понятое как попытка устроить рукотворный апокалипсис и снятое как клип группыABBA. Свой кавер на их песню Portishead решили не выкладывать в сети, чтобы он остался именно частью «Высотки».
Бен Уитли одержим кровавым зрелищем революционного карнавала, но не как финала капиталистической системы, а как перерыва (см его «Английское поле») на взаимную охоту, пира прямого действия, временного прекращения нормальности и приостановки обыденности, принадлежащей системе.
Офисная утопия
Высотка это мечта о новом мире без пролетариата. Важно, что классический рабочий класс в здании как раз отсутствует. Главный экономический смысл подкрадывавшейся к тогдашним британцам эпохи Тэтчер —вынос грубых производств в Третий мир. Лондон, а в идеале и вся Британия, должны были стать мировой «офисной зоной», занятойфинансами, управлением, сервисом, логистикой, образованием и другими услугами.
В сорокаэтажном пространстве для потребления и отдыха нетсобора, суда, ратуши и театра, составлявших прежний город, но зато внутри высотки есть бордель, частный сад с лошадью и черной овцой, супермаркет, бассейн, спортзал. Они и станут ареной массовой невменяемости.
Вам знакомо чувство легкой паранойи, которое охватывает столь многих в московском Сити, откуда тоже, при наличии пополняемой кредитки, можно не выходить всю жизнь?
Баллард вернется к этому в «Суперканнах» —лучшем своем романе, где всё гетто для богатых,изолированный 1%, правящий планетой, держится на непристойном преступлении, ключом к которому является педофильская расшифровка кэрролловской Алисы. Безумие пожирает изолированный класс и психикасамых богатых становится странной, как забинтованная нога китайской наложницы.
Революционная ситуация
«Высотка» это рай для ретромана, угоревшего по 1970ым. Шрифты—усы—платья—мебель.Ощущение жизни, из которого ещё только родится панк-рок с его «Будущего нет!» и «Ешь богатых!». Клонилась к закату молодежная революция с её надеждами на гуманизацию системы и переход не то к магической «эре Водолея», не то к антиавторитарному социализму «новых левых».
Прологом к восстанию в высотке как раз и стал бунт детей под предводительством самых отвязных взрослых. Они врываются и портят элите вечеринку у бассейна.
Послевоенный капитализм под воздействием внутренних и внешних левых принял гораздо более мягкие, кейнсианские, «розовые» формы. Имущественное неравенство уменьшалось во всех западных странах с 1950ых по 1970ые, доступ к образованию рос и с точки зрения здравого смысла, первое же поколение, выросшее в такой системе, должно будетэту систему как минимум уважать за то, что она дает людям гораздо больше возможностей, чем давала их родителям. Но здравый смысл как всегда провалился и первое же поколение объявило системе пафосную войну, выставив ей этический счёт и обвинив её в милитаризме, телевизионном отуплении, моралистическом подавлении, товаризации бытия, гендерном угнетении, классовой сегрегации, бездуховности и много в чём ещё. В этот процесс включалось всё больше групп, объявивших себя угнетенными и это грозило привести к необратимым изменениям. Но с середины 1970ых стратегия западных элит поменялась, капитализм вновь стал менее удобным и комфортным, у среднего класса добавилось финансовых проблем, неравенство снова начало расти и через несколько лет от «молодежной революции» мало что осталось. Панк-рок и был, собственно, прощальной песньюэтого подъема и драматическим отказом от всех вчерашних надежд.
Впрочем, с точки зрения умеренных сторонников «молодежной революции», от неё осталось не так уж мало: множество субкультур т.е. стилей жизни, новые рынки, новая музыка, литература, экологическая политика и т.п. Так или иначе, мировые элиты получили важный урок: делая систему комфортнее и выравнивая неравенство, вы увеличиваете, а не уменьшаете, число бунтарей и критиков.
Западный мир совершил тогда решительный разворот от социал-демократии к неолиберализму. Сейчас англо-саксонский мир (успех Берни Сандерса в США и Джереми Корбина в Британии), да и Запад вообще (успех «Сириза» и «Подемос», эксперименты с базовым доходом) готов, кажется, совершитьнечто прямо противоположное.
Алексей Цветков 