Бледный, с нервно сжатым ртом, в синих кругленьких очках, переодевшись офицером, он гулял среди полицейских, рыскавших в его поисках, и сочувственно расспрашивал их о том, кого здесь ловят? Под этими очками таился памятный столь многим «подчиняющий взгляд», как будто люди были для него лишь безвольными экспонатами музея.
Сын крепостной и сильно пьющего мещанина, подростком Сергей прислуживал в полотерах и официантах на купеческих банкетах и свадьбах фабрикантов. Но всё свободное время проводил в провинциальной библиотеке, составив себе план самообразования. От чтения мальчик отрывался только для сна и игры на флейте. Окружающих он рано начал считать за «сонных свиней», но одновременно мечтал радикально переделать человека, начав с самого себя.
Незаурядные способности и поразительное упорство откроют Нечаеву дорогу к учительской должности и в столичный университет, где он штудировал Прудона и Гегеля. Учительствуя, он параллельно осваивает переплетное, токарное и плотницкое ремесло, чтобы лучше понимать «мужика» через его труд.
В университете он «остро заманчивый» Мистер Таинственность и Мистер Ниспровергатель, который не говорит, а спрашивает и не отвечает, а раздает приказы: «показать, что студенты это не манная каша!» Именно он стоит за шумными студенческими сходками 1869ого года, запрещенными правительством. Скрываясь от преследований, зачинщик с поддельным паспортом едет в Европу, к звездам политэмиграции. Герцена испугал его магнетический взгляд, а вот Бакунин (не путать с мелкобуржузным беллетристом начала 21 века) был загипнотизирован и называл гостя «верующим без бога». От Огарева Нечаев получил для своей борьбы изрядные деньги, которые выделяли беспокойным эмигрантам русские же помещики «на всякий случай».
Он пишет свой «Катехизис», мечтая о «вольном коммунизме» и «мужицкой революции против чиновно-дворянский и казенно-поповской цивилизации». Любимая его идея — превратить себя и других в инструмент максимальной разрушительной силы. Главный «кейф» этого — нет больше никаких моральных обязательств ни перед кем из «обреченного общества» и единственный критерий оценки всего – успех нигилистического дела. Натравить народ на «попов, купцов и жандармов», а что делать дальше, когда Империя рухнет, решит уже следующее поколение мечтателей, которому будет суждено строить, а не рушить.
Из Европы он рассылает свою «Народную расправу» самым благонамеренным и уважаемым лицам в России, чтобы столкнуть их с полицией и посеять хаос в их домах. В журнале предлагается истреблять способных и образованных чиновников, оставляя в живых наиболее грубых и жестоких т.е. приближать массовое возмущение через отрицательную селекцию.
Вернувшись в Москву под фамилией «Павлов», он создает из впечатлительных студентов конспиративную сеть «пятерок», общим числом около ста человек, с тайным штабом в книжном магазине Черкесова на Большой Лубянке. Лидер делит своих людей на разряды по степени проверенности и составляет списки живых мишеней грядущей «расправы». Вербуя новых сторонников, «Павлов» блефует, утверждая, что к ним примкнуло уже много тысяч человек и общее восстание буквально на носу. Посылает писателя Прыжова, хорошо знавшего все московские злачные места, агитировать среди проституток и воров. Проституток предполагалось использовать для шантажа «высокопоставленных скотов». Но это дело не задалось, как и попытка распропагандировать тульских рабочих-оружейников, чтобы обзавестись порядочным арсеналом.
Пора проверить, насколько у «собак Павлова» выработался революционный рефлекс. В парковом гроте нечаевцы убивают своего товарища Иванова, который посмел завидовать славе лидера и сомневаться в его полномочиях. После убийства, скрыть которое не вышло, Нечаев бежит в Женеву, где возобновляет издание основанного Герценым «Колокола», а личные деньги добывает, рисуя рекламные вывески салонов и гостиниц, которые выходят у него весьма изящно и пользуются спросом. Кроме того, он пытается обложить «тайным налогом» богатых туристов на курортах Женевского озера. Но это даже для его покровителей—эмигрантов оказалось «несколько слишком».
Выдан в Россию швейцарскими властями. Суда не признавал и от адвоката отказался. Достоевский внимательно следил за этим открытым процессом и с отвращением вспоминал молодость, когда и сам он состоял в похожем тайном обществе. В «Бесах» Нечаев выведен как Верховенский, а Шатов это «принесенный в жертву делу» студент Иванов.
Между заседаниями суда, жандармский офицер, рискуя должностью, бил арестанта и выкручивал ему руки, столь возмутительным было его поведение. Студенты в зале рукоплескали своему герою. С эшафота он кричал всем: «Скоро тут будет гильотина народной революции!».
Царь лично распорядился заменить двадцатилетнюю каторгу пожизненным заключением в Петропавловке, где Нечаев и провёл свои последние 9 лет. Со стороны революционеров последовал скорый и «ассиметричный» ответ – убийство императора, в подготовке которого Нечаев принимал прямое участие, не смотря на заключение в крепость. Как такое стало возможным?
Охранять политических отбирали самых морально стойких и твердо верующих военных. Смысл жизни православного человека – поиск встречи с Христом. «Заключенный №5» быстро стал для «низших чинов» крепости если не Спасителем, то героем-мучеником и аскетом уж точно. Нечаевское презрение к своей участи и верность избранному пути помогли им почувствовать себя внутри Евангелия. Более двух десятков караульных передавали его шифрованные записки народовольцам, выполняли все поручения и даже устроили арестанту в равелине встречу с Желябовым – лидером нового поколения нигилистов.
Генерал Потапов посетил узника, чтобы склонить к сотрудничеству в обмен на облегчение режима, но вышел от Нечаева с разбитым в кровь лицом. Откуда было генералу знать, что заключенный всерьез обсуждает с караулом восстание всей крепости и захват царской семьи в Петропавловском Соборе? Удивительно, что ни один из караульных, оказавшихся в итоге на каторге, не отрекся от Нечаева в суде, чтобы облегчить себе наказание. Арестант роздал им новые имена и навсегда наполнил их жизнь настоящим смыслом.
После разоблачения этого, последнего нечаевского заговора его почти перестали кормить, совсем не выдавали ему книг, и через несколько недель он умер от цинги, заживо превратившись в скелет. Последнее, что делал он в жизни, прожитой по собственному «Катехизису» – выцарапывал на стене протестную прокламацию.
Российская Империя времен «русского викторианства», воображаемая многими теперь по «Статскому советнику» Б.Акунина (не путать с самым известным тогда в мире анархистом) была страной согнутых в поклоне спин, самоварной обстоятельности, бородатой рассудительности и лояльных тавтологий. Такая Империя мало нуждалась в личностях. Вместо человека в ней бытовал «покорнейший слуга». И нечаевское превращение людей в нигилистические машины политического разрушения стало обратной стороной такой Империи. «Покорнейший слуга» наизнанку оказался абсолютным бунтарем без позитивной программы, готовым валить всех идолов до тех пор, пока мир не опустеет.
Самый близкий Нечаеву из нынешних киногероев это Бэйн в последнем «Бэтмане». Он реализовал всё, о чем мечтали нигилисты, и даже говорил на том же самом языке предельного равенства. В основе такого радикализма лежит ненависть к жизни как таковой. Революция нигилистов служит Танатосу, почти не скрывая этого. И тогда черный флаг Бакунина означает безбрежный океан Его Величества Небытия. За риторикой передела собственности и расширения прав неслышно тикает адская машина, готовая уничтожить всех, а за «народным самоуправлением» скрыт безжалостный харизмат, который и есть острие нашей ненависти к самим себе и своей цивилизации.
Маркс осуждал «нечаевщину» за авантюризм, а вот Ленин и Мао находили его опыт весьма полезным. Сейчас о нём помнят только преподаватели истории, да европейские «автономы», практикующие ночные поджоги дорогих авто и анархизм в сквотах.
Алексей Цветков 