282

 Ситуация

Я пишу это послесловие в те дни, когда система удерживает в заложниках двух антифа-лидеров после атаки на химкинскую администрацию и все концерты этой субкультуры жестко блокируются, не начавшись. В камерах срочно превращают в «уголовников» тех, кто попытался начать летнюю партизанскую войну в Приморье, поддержанную большинством населения, аплодировавшего в Интернете первым действиям герильерос. Группа «Война» — художники, виртуозно ворующие в магазинах всё, что остальные до сих пор покупают — переворачивает ментовские машины у петербургских дворцов, предусмотрительно назвав это «современным искусством». Выпущенные ими мадагаскарские тараканы до сих пор поют песни своей родины в щелях здания суда, защитившего попов от художников.

 Группу «Барто» регулярно вызывают на «беседы», по поводу антиментовского экстремизма в их песнях, спетых в не понравившемся месте перед слишком большой толпой, хоть и без микрофона. Им предъявляется статья 282. Работники книжного магазина «Фаланстер» даже сделали себе корпоративную форму с этими тремя белыми цифрами – 282 на черном фоне. Так что всё, что вы только что прочли не так далеко от реальности, как может показаться среднему читателю из среднего класса со средним умом, воспитанным производить «разумные» и «возможные» мечты.

Ни для кого из названных выше людей эта книга не станет новостью, ну разве что ещё одним проявлением камрадшафта. Скорее всего, она даже покажется им набором очевидных наблюдений и разумеющихся выводов. Эта книга адресована не им. Они и сами, судя по их поступкам, могли бы написать похожий манифест, если бы их не отвлекало непосредственное действие. Эта книга для тех, кто примкнёт к ним завтра, но сегодня ещё не знает об этом. Она направлена вовне и написана с одной целью – расширить фронт сопротивления капитализму, в очередной раз перезагрузив само понятие «левые».

Это французская книга. Сегодня в этой стране рабочие и студенты блокируют въезды в главные аэропорты, на улицах парижских пригородов пылают баррикады, а крупнейшие нефтеперерабатывающие заводы превращены трудящимися в пролетарские крепости в знак протеста против ещё одной экономической реформы правых.

Чего хотят авторы?

Сохраняя верность коммунистической гипотезе объяснения человека и рассматривая историю с помощью марксистской линзы, они хотели бы избежать в своем проекте гулаговских издержек «реального коммунизма». Получается этакий социализм с ирокезом панка, в духе Махно и дадаистов. Это анархистская традиция в коммунизме.

Сегодняшний актуальный и массовый анархизм «блэк блока», «антифа» и аналогичных альянсов идеологически ориентирован на политзаключенных, вроде Альфредо Бонанно, сатириков, вроде Боба Блэка, провокативных писателей, вроде лондонского анархо-скина Стюарта Хоума и художественных утопистов, вроде Хаким Бея с его «временными» и «постоянными» автономными зонами. Это «повстанческий» анархизм. И в отличие от синдикализма прошлых лет или сдувания с Кропоткина архивной пыли, такой «анархизм автономов» имеет немалую популярность в среде самоорганизующейся неформальной молодежи.

Маркс, иллюзии и коммуны.

У Маркса есть книга «Немецкая идеология». Главное её сообщение таково: люди, взятые как общество, как «массы» близко не знакомых друг с другом единиц НИКОГДА не будут способны отказаться от буржуазных иллюзий и НИКОГДА до нужной левым сознательности не дорастут. И никакое разоблачение и просвещение тут не помогут. И это так не потому, что люди мало читают или ленятся думать, а потому что иллюзии это их главное богатство, это единственное, что их примиряет с иррационально организованным общественным бытием. Иллюзии — главный компенсаторный механизм, который делает капитализм выносимым, это могут быть иллюзии религиозные, мистические, художественные, реформистские, экологические, связанные с будущим детей и т.п. Иллюзии есть главный капитал капитализма. «Чтобы избавить людей от иллюзий, нужно прежде избавить людей от положения, требующего иллюзий», а не наоборот. «Сначала сознательность, затем революция» это чушь — делает Маркс свой вывод. Нельзя «довоспитывать» большинство до готовности. Это делает Маркса большевиком, а не меньшевиком (хоть и понятий таких тогда не было). Что же предлагается? Предлагается взять тех, кто всё это понимает — интеллектуальное меньшинство, без которого капитализм не может воспроизводиться, но которое от иллюзий капитализма свободно максимально (хотя и не полностью) и объединить это меньшинство не с самыми сознательными, не с самыми ответственными, не с самыми чуткими и добрыми, не с самыми образованными, не с самыми… какими-то ещё, а просто с теми, кому нечего терять, у кого нет своей доли в получении прибыли, с теми, кто готов к файтингу, потому что жизнь их не такая уж сладкая и ценить её слишком сильно не за что, а вот попробовать перевернуть её с головы на ноги стоит. И этот альянс (относительно свободные от иллюзий интеллектуалы + те, кому терять нечего) и есть Интернационал — оружие революции. И революция эта только и создаст (но не гарантирует) условия, в которых может возникнуть массовая сознательность и свободное от иллюзий понимание себя и истории — не искаженное отражение мира в нашем сознании. И потому революция делается вопреки воле и сознанию большинства людей, неизбежно противящихся ей, ведь их сознание сформировано прежней системой и с этой системой научено примиряться. Дождаться «созревания толпы» невозможно, а возможно только выдернуть из пирамиды нижний блок, чтобы всё посыпалось и потом начать строить совсем другую систему с другими целями.

Или совсем просто: между сохранением привычных с детства иллюзий и участием в сопротивлении большинство людей всегда выберет сохранение иллюзий и именно потому революция должна произойти против воли и ожиданий большинства, хотя и для большинства. Другой вопрос, что это за меньшинство, которое способно и будет организовывать революцию? Маркс видел его как альянс интеллектуалов и пролетариев. Мао рассчитывал на третий мир в планетарном масштабе. Маркузе ставил сразу на всех «не вписывающихся» в буржуазную рациональность и пристойность. Братья Стругацкие сочиняли фантастические романы о том, как генетически мутировавшие интеллектуалы переманивают подростков, готовят их к новой жизни, устраивают крушение буржуазного мира с помощью тайных супертехнологий, и, наконец, самоуничтожаются, как ненужный «мост» между старым и новым миром, оставив подготовленных к коммунизму тинейджеров в одиночестве.

В отличие от Маркса и его ранних последователей, у нас есть наглядный опыт того, чем подобные насильственные, «против воли большинства, но для большинства» революции заканчиваются. Торжеством бюрократии, которая в каждом новом поколении только деградирует и становится дальше от первоначального освободительного проекта. Замаскированной реставрацией капитализма, потому что большинство не было готово отказаться от прежней системы отношений и насколько получается, настолько воспроизводит старый порядок под новым именем. Выход из этой деморализующей ситуации был предложен задолго до Маркса. А точнее, он был известен всегда. Выход это коммуны, общины, артельные кооперативы, альтернативные поселения, добровольные сегрегации. Нужно отказаться от садистского высокомерия, свойственного интеллектуалам и признать: если кого-то устраивает капитализм, рынок, корпорации, отчуждение, тотальный спектакль, люди имеют на всё это полное право. В конце концов, они всё это называют другими, не столь обидными именами и принимают, как естественное и своё. Несогласные не имеют права всю эту прелесть у людей насильственно отнимать, всё равно ничего не выйдет. Зато у несогласных есть возможность обособляться в группы и вырабатывать внутри этих групп другую реальность. Настолько другую, насколько захочется и получится, а не настолько, насколько какой-нибудь философ завещал, пусть даже и самый уважаемый.

Не нужно быть глубоким диалектиком, чтобы заметить регулярное желание некоторых людей вернуться от больших авторитарных сообществ, собранных рынком и государством, к малым сообществам, с гораздо большей свободой каждого их участника и с гораздо большей ценностью каждого для других членов общины. В этом настойчивом желании неиссякаемый ресурс всех будущих коммун.

Что такое классическая коммуна?

В идеале это общее имущество + Всеобщее вооружение + Отмена права наследования + Отмена внутри коммуны всех коварно-денежных отношений + Отказ от наемного труда + Работа всех для общины + (очень часто) Раннее отселение детей от родителей = самоуправление в небольшом коллективе без представительных органов власти.

В чём типичные проблемы коммун?

От харизматика слишком много ждут и он никогда не может столько дать.

Растет обоюдная демонизация с покинутым обществом и деструктивное высокомерие обособившихся.

Преображение остального мира всё время откладывается.

Община обрастает халявщиками, прежняя близость людей теряется.

Падает стимул к общему труду.

Зависть и ревность тайно возвращаются, как призраки оставленного в прошлом «нечистого мира».

Личное взрывает общее, потому что от личного красиво отказываются на словах, не будучи в состоянии настолько же освободиться от него на деле.

Какие возможны решения?

В обществе существует столько автономных зон, сколько нужно людям. Любой заранее запланированный рост приведет тут только к выдаванию желаемого за действительное, к имитации возможного будущего.

Внутри этих сообществ у вас будет та степень включенности, которая необходима вам, а не большинству или лидеру: присматривающийся помощник? сезонный участник? постоянный житель? часть наиболее сознательного ядра?

В случае не решаемого консенсусом конфликта удобнее ещё раз обособиться, создав новую общину. Демократия как подавление меньшинства большинством тут не эффективна и лишь накапливает чувство несвободы.

Публичная самокритика и критика всеми каждого по кругу очень желательна для прозрачности отношений всех со всеми.

Свобода предложений приветствуется и все новые идеи обсуждаются всеми на общем собрании.

Вместо харизматика, потребность в котором часто задана прежним воспитанием и культурой, всегда возможен «пустой стул», игровой персонаж, харизматик на один день и другие антиавторитарные игры.

Чем меньше община, тем более тесные в ней возможны связи и тем дальше можно в ней зайти по пути создания новых отношений.

Окружающий (оставленный) мир не хуже тех, кто от него обособился, опасно смотреть на него сверху вниз прежде всего для самих автономистов, ведь высокомерие делает глупым, ленивым и беззащитным перед реальностью.

Всемирное преображение (варианты: конец света, мировая революция, превращение всех живых существ в бодхисатв) не завтра и коммуны создаются не поэтому.

Любая община создается не навсегда и она не самоценна. Она есть способ реализации каждого, более подходящий её участникам, чем большое общество, в котором они жили до этого.

Автономия может быть полной – обособленная коммуна и мягкой, частичной: творческий кооператив + совместная деятельность + общий субкультурный язык. Главная черта, отличающая зачаточную форму автономии — интересы и связи внутри группы стали сильнее и важнее, чем связи с внешним большим обществом и интересы внутри него.

Коммуна может вступать в обменные отношения с большим обществом. Поэтому неизбежно появление двойной этики: для тех, кто внутри и тех, кто снаружи.

Все автономные зоны вместе служат росту разнообразия и многовариантности общества, а не готовят ему некую единственно правильную перспективу.

Внутри общины сохраняется тот максимум личной собственности и пространства, который допускается всеми для каждого.

Коммуна и личность

Коммуна является практическим отрицанием необходимой рынку иллюзии свободного и самостоятельного «я». Теоретическим отрицанием этой фарисейской лжи занимается во всех её версиях вот уже полтора века левая мысль:

Эта иллюзия во-первых отрицалась школой Маркса – «человек» продиктован классовым положением и своей ролью в производственных отношениях. Во-вторых, она отрицалась психоаналитической школой: «человека» ведет бессознательное и он, как правило, не знает и не хочет знать правды о себе, своем происхождении, внутреннем устройстве и своих мотивах. В-третьих, эта «главная иллюзия капитализма» отрицалась структурной лингвистикой: «человек» лишь реализует те комбинаторные возможности, которые изначально заданы в системе языка. В-четвертых, иллюзия «цельной человеческой личности» отрицалась феминистской школой: «человек» задан как биологическими склонностями, так и с детства навязываемой «гендерной ролью» в сценарии поведения, рекомендуемого семьей, школой, прессой и боссом. 

Диалектика тут в том, что коллективное, встав над личным, как раз и создает личность. Есть ошибочное мнение, что «полноценная личность должна общаться и договариваться с другими». На самом деле всё обстоит гораздо радикальнее – любая «личность», что бы она сама о себе не думала, есть результат общения с другими. А значит, автономная зона это не просто «место для альтернативного человека», это социальное устройство, производящее, вырабатывающее этого «альтернативного человека», предсказать которого не может ни одна отдельная «личность».

Другое время

Коммуны и подобные им партизанские группы – постоянная величина этого проекта. Грядущее восстание – то большое Событие, которое они производят вместе, но не ставя перед собой такой обязательной цели. Добровольные сегрегации это лаборатории по изобретению и использованию иного типа времени.

В двадцатом веке циклическое время аграрных циклов (и, значит, умирающих и воскрешающих героев) сменяется в наших головах линейным временем промышленного производства. В аграрном временном замкнутом цикле мы РЕАЛЬНО переживаем то, что ничего не меняется, всё повторяется, есть только вечность и говорящий о ней миф, как связь с неизменно вечным. В этом привлекательность древности. Новое капиталистическое время это линия, мы КАК БУДТО бы переживаем бесконечные перемены (мода, новости, смена правящих партий и популярных лиц), но при этом остаемся теми же и там же. Мы и всё, что мы видим, не движется на этой линии, это оптический обман и изнурительный бег на месте перед экраном с рекламой. Мы являемся частью этой линии, направленной неизвестно куда, точкой на ней, шпалой, рельсом или камнем на насыпи. Это и есть отчуждение. Сквозь нас движется и растет капитал, приводя нас в иллюзорное движение, похожее на тот эффект, который испытываешь стоя на платформе рядом с поездом, когда он начинает двигаться и обманывает твои чувства. В этом не решаемая драма буржуазного сознания – рынок требует новизны, но она не должна угрожать рынку или чему-либо ещё важному. «Новизна» это игровой повтор подзабытого и переодетого, откладывание и гротескный призрак сущностно нового и иного.

Грядущее восстание, которое возможно при условии накопления нужного (но неизвестного никому) числа «автономных зон» и «альтернативных людей» это ключ к другому, посткапиталистическому времени. Оно заканчивает историю денег и их верных агентов. Историю вещей и их живых слуг. Историю брендов и их рабов. Грядущее восстание это талантливо организованный пожар в их театре, костёр из щепок, оставшихся от сцены их спектакля и водяные знаки, навсегда уходящие в небытие вместе с дымом их декораций. Это час, когда нами (взятыми вместе) совершается окончательный выбор между потреблением и действием, между потреблением и познанием, между потреблением и … (поставьте сюда то, что важнее всего для вас).

Авторы этой книги ничего вам не обещают. Они просто предлагают вам сделать несколько шагов, которых от вас никто не ожидал и которых никто не санкционировал. «Чтобы сорвать маски, нужны когти», как пела группа «Пинк Флойд», по-своему перефразируя Ленина. И самая важная маска, конечно же, приклеена к вашему собственному лицу. На ней написана библейская цитата о том, что этот мир не смотря ни на что хорош и совет всех популярных психологов чаще говорить миру «да». Ваша защитная маска – инструмент приспособления к системе тотального блядства, включающего всех. Готовы ли вы стать сбоем, аварией, слабым звеном и проклятым элементом в этой системе, её неожиданным противником?

Восстание — способ покинуть мир, в котором ты, как и другие, есть просто предмет. Оно отрицает принцип полезного страдания и добровольного самопожертвования, т.к. именно на них держится любая иерархия. Восстание – шанс изменить своё будущее и выбрать себе прошлое, позвать к себе самого себя. Восстание — ситуация, в которой отсутствует невыносимая бессмысленность бытия. Есть сто способов поддерживать власть и капитал. Восстание – единственный способ отменить/преодолеть их хотя бы на краткий момент своего участия в нём. Оно подавляется ежедневно в каждом из нас.

Главное требование буржуазной культуры – стать профессиональным зрителем, остаться в зале неподвижных и послушных потребителей спектакля, у каждого из которых найдется свой «представитель» на сцене шоу-общества. Восстание это обратный рецепт — выйти из системы, отказаться от имени, чтобы иметь пространство для удара, который разнесет их сцену в щепки. Это шанс поджечь их цирк с четырех сторон. Он есть всегда.

В чём пафос левых?

Для того, чтобы капиталистический человек оценил что-то, он должен сначала ощутить товарность, которая как невидимый призрак, спрятана рынком внутри всех вещей и существ. Любую вещь, любую информацию мы сначала неосознанно взвешиваем как товар, а потом уже переходим к их конкретному значению.

Свобода начинается с анализа своей зависимости. Товарная цивилизация держится на тотальной наркомании: для того, чтобы товары продавались, все должны гнаться за вечно ускользающим удовольствием, на которое эти товары нам намекают. Но в левом проекте удовольствие ставится на место, оно просто следствие осмысленной деятельности по улучшению мира и человеческих отношений. Только в таком положении удовольствие становится устойчивым, полным и никак не связанным с потреблением.

Гламурные труженики публичного потребления, взяв в руки вожделенную вещь, физически ощущают, что это не просто вещь, но кристалл капитала. Капитал подвижен, он испаряется из вещи и она перестаёт быть статусной и модной. От этого чувства «капитала внутри» по их коже бежит эротическая дрожь товарного фетишизма. «Капитализм как религия» — это верно сказал товарищ Вальтер Беньямин. Религия нуждается не только в святынях, но и в запрещаемых непристойностях – правильно добавил товарищ Жорж Батай. Экстаз потребления заменяет нам экстаз производства чего бы то ни было. Экстаз любого производства и становится при капитализме непристойным, вытесненным, нежелательным, подрывным. «Те, кому меньше повезло, больше работают». Репрессированный экстаз производства превращается в итоге в экстаз антисистемной практики сопротивления. В этом, а не просто в моральном осуждении рынка, главное сообщение левых.

На протяжении двух веков левые пробуют создавать безжалостный, без мифов, веры в неизъяснимое и беспочвенных упований, анализ системы, в которой полезная цель любой деятельности подменена прибылью, а всё, что не приносит прибыли — обречено. Абсурд такой системы в том, что врачу в ней нужны болезни, гробовщику – смерти, а строителю домов – бездомные. Есть огромная разница между нужностью и спросом, но капитализм эту разницу игнорирует и невидимая стена отчуждения разделяет людей. Такая система дает каждому зрелище вместо смысла, занятость вместо дела, роль вместо судьбы и банковский счёт вместо победы. Большинство из нас каждый день заняты не тем, что считают важным, а тем, за что платят, и потому мы отказываемся отвечать за то, что ежедневно делаем. Это «просто работа», «просто бизнес» и «просто отдых». Такой опыт создает «просто людей» т.е. парализует их творческую волю и накапливает внутри свинцовое чувство, будто ты живешь чужую, а не свою, жизнь. Тот, кто согласен с этими оценками, уже левый. Ну, почти. Осталось добавить одну фразу: Хватит верить в реинкарнацию! – в ней весь левацкий пафос – Хватит ждать того, кто спасет и освободит тебя, он – в зеркале.

Кто такие левые?

Проще всего ответить на этот вопрос с помощью заклинания из всем известной рекламы «мастер кард»: «Есть вещи, которые нельзя купить за деньги, для всего остального…». Стоит задать только один уточняющий вопрос: у кого есть такие вещи? У «тебя» — имеет в виду реклама, обращаясь всё к той же химере свободной индивидуальности, о критике которой сказано выше. Если мы заменим это «у тебя» на «у нас» есть вещи, которые нельзя купить или продать, у некоей нашей общности, не важно, большой или малой, есть вещи, которые выключены из рынка и не являются товаром, то мы получим способ оценивать «левизну» этих больших и малых коллективов. Чем большего числа таких «не рыночных» вещей мы хотим, тем левее наши взгляды. Капитализм наоборот, постоянно расширяет сферу «товарного» и обмениваемого на рынке.

По характеру притязаний левых можно разделить надвое. Умеренные или «системные» левые предлагают перераспределение доходов внутри капитализма, они придумали тысячу и один способ «брать у богатых и делать общим», не покушаясь при этом на сами источники богатства, оставляя прибыльную собственность в руках её частных владельцев. Таковы левые либералы, социал-демократы, поклонники Кейнса и т.п. С их точки зрения, сама система эффективна, но распределение внутри неё не достаточно справедливо. Они не покушаются на пекарню, но выступают за более уравнительное деление пирога.

Радикальные левые покушаются в своих планах на сам источник прибыли, на саму пекарню. Они выступают за передел собственности на средства производства в пользу работников, а не просто требуют справедливо поделить результат её рыночного использования. Собственно, степень радикализма левых и определяется процентом запланированного передела. Хотя и тут радикалы обсуждают два пути. Классические коммунисты за государственную национализацию. А всевозможные синдикалисты, общинники, артельщики, народники и автономисты, для которых общество всегда должно быть сильнее государства, за «коллективную собственность» конкретных людей на конкретном предприятии. Гораздо удобнее людям с такими взглядами, конечно, создавать новые коллективные проекты, от кооперативов до коммун, с нуля, нежели отвоевывать их у нынешних владельцев.

Обе эти радикальные версии вполне могут сочетаться. Трудно себе представить атомную станцию, принадлежащую только своим работникам, зато очень легко авторемонтную мастерскую или дизайнерское бюро.

С точки зрения авторов манифеста, капитализм не лечится розовым социал-демократическим сиропчиком хотя бы потому, что государство не может быть независимым от капитала игроком. Левым мешают так же мокрые глаза. Слёзы не дают целиться. Никто не пойдёт за профессиональными плакальщиками, набирающими чужие слёзы в шприц и вводящими их себе в вену, чтобы прийти в необходимое им состояние «друзей народа». Нужно переменить настроение. Избавиться от комплекса жертвы, выработанного поражениями многих лет. «Реальность», а точнее «реалистичность», она же «экономическая необходимость» стала устойчивым псевдонимом власти капитала даже в головах многих антикапиталистов и пора бы разотождествить эти два понятия с помощью общих действий. «Реальность» на языке противника это и есть неолиберальная диктатура приватизаторов мира. Поэтому любой действующий антикапиталист сегодня выглядит врагом «реальности» и её отрицателем. «Реальность» это система офисного фашизма, промышленного рабства и информационного контроля. Левые всегда предлагали переделать её в нечто, столь же доступное, как детская площадка в парке и столь же бесплатное, как общественная библиотека.

Для людей, ослепленных своим положением, связями и суммой банковского счета левые всегда хотели стать кошмарным сном, угрозой их прибыли, их секретности, их власти, влиянию и «прайвеси». Однако это не всегда у них получалось. Но «не всегда» не означает «никогда», верно?

Общее

Главное предложение левых — сделать частное общедоступным (не путать с государственным). Это должно стать столь же разумеющимся, как наш равный доступ к языку. Все мы можем говорить, писать и читать, если захотим, и это всеобщее пользование языком само по себе есть прообраз правильного отношения к собственности. Язык и мысли, в чьей бы конкретной голове они не родились, это то, что нельзя приватизировать, та первичная общность, которая сохраняется как «призрак коммунизма» в любом нашем высказывании.

Вы хоть раз бесплатно качали что-нибудь из сети? Если доступ каждого ко всему, что мы создаем, будет так же прост, это и станет победой и концом левых. Концом, потому что вместе с капитализмом они исчезнут и больше никому не будут нужны в новом мире добровольных творцов и тотальной автоматизации. Кончится мучительная предыстория людей и начнется их великая история. Свободный обмен информацией — передний край развития посткапиталистических отношений и примерная модель будущей экономики, которая сменит устаревший рыночный обмен через продажу товаров. Осталось найти способ переноса подобных отношений из мира информационного в область более ощутимой жизни. Сделать столь же бесплатными и доступными хлеб, энергию, землю, дома и всё остальное. Деление всего на «своё» и «чужое» отталкивает людей друг от друга и искажает их отношения до полного неадеквата. Мы все, взятые вместе, а не по отдельности, уже достаточно богаты, чтобы ничего не называть «своим».

Критика наемного труда

Чем дальше заходят технологии, разгружающие человека, тем реакционнее становится сохранение наемного труда, в нём всё меньше экономического и всё больше политического, дисциплинарно-воспитательного смысла. Эта не новая идея ситуационистов полувековой давности просто заново повторяется в книге, ибо она стала актуальнее на пятьдесят лет. Чем дольше существует эта система, тем, каждый день, в ней становится всё меньше смысла и тем циничнее звучат её самооправдания, гротескно противоречивые, как и вся культура капитализма, как предупреждение о том, что курение убивает в рекламе самых стильных в мире сигарет.

Критика реформизма

У авторов аллергия на левый реформизм. Проникнуть в систему, чтобы изменить её изнутри? Это самая опасная и потому столь усердно и небескорыстно поддерживаемая ложь. В систему проникают лишь для того, чтобы самим измениться, сначала внешне, а потом и внутренне, и подписать с ней не стыдную капитуляцию. Путем торговли утопическими надеждами и розничной распродажи энергии сопротивления, её можно ненадолго смягчить, но цель и суть происходящего не изменятся и скоро проступят вновь, как не смываемое рабское клеймо на подписавшей контракт руке, как лужа общей крови в частном доме не отмщенного греха. Логика капитала вернется, донося до нас с помощью стимулирующих ударов, стимулирующих угроз, стимулирующих образов, стимулирующих слов, стимулирующих идей – донося всё ту же истину, диалектически схватываемую яснее всего в выводе: пока существует современный капитализм, он существует затем, чтобы быть уничтоженным нами.

Зеленый реформизм

Авторы хорошо чувствуют, что «экоэтика» — недорогое отпущение грехов среднему классу. Или даже «целому поколению, променявшему Егора Летова на карточку Visa», как недавно выразился один влиятельный литературный критик. Фильм «Аватар» даёт полное представление о том, как «по-экологически» видят планетарную революцию голливудские левые: альянс разочарованных в патриотизме ветеранов войн + ученые, ведомые бескорыстной любовью к знанию + дикари, не утратившие связи с мудрой природой и разумной, фрактально организованной, материей (синергетика, нью-эйдж, все голливудские леваки немного хиппи). Этот единый фронт выигрывает партизанскую войну против генералов и корпораций т.е. против авторитарного типа психики и бесчеловечных/антиэкологичных рыночных интересов. Для голливудских левых вымышленные «аборигены» как массовая база восстания заменили собой прежних «индустриальных рабочих», на которых принято было рассчитывать сто лет назад. Главная проблема с этими благородными дикарями в том, что они не существуют и никогда не существовали в реальности. Их образ предлагается недовольным системой неформалам в дрэдах и с татуировками, как ещё одна вакантная роль и не стыдная идентичность в большой компьютерной игре.

Присвоение мира

Раб перестает быть рабом в тот момент, когда перестает смотреть на себя глазами хозяина, перестает воспринимать мнения власти о себе, как свои собственные.

Чтобы стать ближе к истине, нужно обобщать то, что видишь. А чтобы стать ближе к справедливости, нужно обобществлять то, что видишь. И если это пока затруднительно в области экономики, стоит потренироваться в других, не столь строго охраняемых, областях. Присвоение в интересах восстания – один из первых шагов этого пути, такой опыт нельзя пропустить или оставить другим. С него, от мыслей и образов к словам, от слов ко все более конкретным действиям, начинается то присвоение мира и жизни, которое может окончиться необратимым присвоением всех средств производства и способов связи, включая «вокзалы-мосты-телеграф-телефон». Каждая удачная акция присвоения это маленький опыт и залог того, что весь мир однажды будет присвоен человечеством.

Для начала стоит наглядно продемонстрировать, что буржуа отнюдь и далеко не самая стильная, креативная, образованная и исторически перспективная группа населения. Для этого левым нужна адекватная моменту культурная политика. Как только эта промежуточная цель будет достигнута, начнет реализовываться и вторая победа – политическое влияние буржуа на принятие решений должно быть убавлено, насколько получится. Им нужно доказать, что их деньги отнюдь не столь влиятельны и вовсе не настолько определяют происходящее, как это было ещё вчера. На пути любых денег может встать хорошо организованное общество т.е. реальная угроза для буржуа потерять источники своей прибыли. Наконец, третьим шагом в наступлении на капитализм была бы передача частной собственности буржуа в пользу общества, как именно – есть варианты, пресловутая «национализация через полное огосударствление» отнюдь не единственный путь. Ну а потом, если и этого народу станет мало, буржуазии будет устроен окончательный и необратимый THE PIZDETZ.

Внутренние ресурсы восстания

Психологический ресурс восстания – чувство, с которого начинается ваша собственная история. Эйфорическое переживание разрыва того общественного договора о ненападении, в подписании которого никто из нас лично никогда не участвовал, который достался нам в наследство, словно это геном власти и первородный грех капитала.

Та часть нашего сознания, с помощью которой мы воспринимаем «художественное» и есть неистощимый ресурс всех альтернатив и утопий. В обычной жизни эта часть сознания зовётся «воображением». В той же обычной жизни воображение используется, чтобы отличить красивое от нейтрального или уродливого. В жизни не обычной воображение могло бы покинуть отведенные ему пределы, стать полем для изобретения нового общества и нового человека. Воображение есть ни что иное, как избежавшая репрессий, продуктивная часть сознания. Именно поэтому эта часть сознания столь строго отделяется системой от всего «серьезного» (экономики и политики), она запирается в относительно безопасном гетто («искусство»). Не понимая этого, невозможно понять не только всюду повторяемое: «Красота спасет мир», но и «Вся власть воображению!». Этот лозунг восставших гуманитариев 68-ого будет казаться просто романтическим вздором уставших от зачетов студентов.

Многие из мастеров сопротивления считали вооруженную борьбу самолечением. Жертвоприношением, позволяющим пробраться с собственной периферии, поощряемой капитализмом, к запрещенному системой центру самого себя. Другие называли свою герилью терапией для общества. Справедливым отражением несправедливого насилия, питающего систему. Элита веками воспитывает у угнетенных комплекс неполноценности, и, чтобы излечиться, нужно применить в отношении власти насилие.

Любая исключающая система накапливает «нихт идентише» — всё то, что мы отвергаем, образуя повседневные объяснительные понятия. Через восстание «нихт идентише» мстит отвергнувшим и создаёт себе имя. Когда социальный узел безнадежно затягивается, вчерашнее «нихт идентише» становится той спрятанной на сцене машиной, из которой появляется бог восстания, чтобы наказывать, воздавать и всё менять.

По-настоящему перспективен тот радикализм, который отведет в своем «проекте человека» время и место иррациональному и использует его как топливо для дальнейшей прогрессивной мутации нашего вида.

Действие

От того, что вы прочли этот текст, само по себе ничего не изменится. Мы остаемся в этом обществе, где буржуа слишком сильно любят себя, а вот все остальные себя любят явно недостаточно. Где бездна между классами растёт.

Безысходность, с которой начинается эта книга, очень полезна. Именно с обостренного чувства отсутствия будущего и начинается настоящий радикализм. Это написано для тех, кто не считает, что ему здесь место, что у него есть место. Для тех, кто не ищет места в ЭТОЙ истории. Для тех, кому нужна ДРУГАЯ история и другое общество и кому не так уж важно, будет ли это общество размером с локальную коммуну доверяющих друг другу людей или же грядущее восстание преобразит весь социальный ландшафт. Если вы один из таких, нам есть о чем поговорить без свидетелей. Запоминайте пароль:

Капитализм = капитализм!

18.10.10

Реклама