На наши экраны вышло новое анимэ от живого японского классика этого жанра Хаяо Миядзаки – «Рыбка Поньо на утёсе». После берлинского фестиваля, принесшего ему главного медведя за «Унесенных призраками» (редчайший случай, кстати, вообще-то медведей за мультфильмы не дают) семь лет назад Миядзаки стал известен всему миру как беспримерный перфекционист, «магический реалист» и мастер продуманных недоразумений, вроде свечки, которая случайно увеличивается вместе с игрушечным кораблем или капитанской фуражки, которая так же случайно уменьшается. Если кто-то в его анимэ берет в руки бутылку, чтобы треснуть противника по голове, мы видим не только эту бутылку, но и тень от неё, причем нарисованную так, будто вся эта сцена про тени от бутылок, а не про драку. Гораздо реже зритель и критик замечают, что Миядзаки ещё и антифашист, антимилитарист (но не пацифист), эколог и друг не только детей с воображением и мудрых стариков, но и рабочего класса, что уже немало по нашим аполитичным временам.
С одной стороны, вся его «Рыбка» — адаптация японских легенд о морской сирене Ото Химэ. С другой, психологической, сюжет легко свести к бессознательной памяти о внутриутробном развитии, в духе «холотропной психологии» Станислафа Гроффа. Но кроме круга стандартных для современной сказки тем – равнодушие родителей, «неволшебность» взрослых, дружба с мудрыми духами природы, магическое прошлое обыденных вещей — у Миядзаки всегда найдутся и гораздо более актуальные темы. Социальность с её войной, неравенством, секретностью, загрязнением и наемным трудом не прячется от детей и не противопоставляется их миру, но оказывается частью волшебных историй и, нередко, их мотором. Задние дворы отелей и ресторанов, магазинные склады, казармы, котельные и бараки, заброшенные парки развлечений – вот наиболее частые лифты в мир волшебных истин. По образованию режиссер политолог, а в молодости был профсоюзным лидером.
Зло и добро
В его мультах среди взрослых почти нет однозначно злых, да и стопроцентно хороших, героев. У каждого вполне понятный, человеческий, а не «демонический» мотив. Волшебник с морского дна порвал с человечеством из презрения к его недостаткам и разрушительным аппетитам, но не справляясь со своей ностальгией по человеческому прошлому, он мечтает устроить глобальное потепление и покрыть всю планету океаном. Ведьма пустоши в «Ходячем замке» питается сердцами молодых людей, потому что она стареющая женщина, потерявшая былую сексуальность, и желает отомстить за это всему миру. Но со всеми ними вполне можно договориться, если вылечить их от лишних амбиций, дав им полезную работу.
На уровне чувств негативная энергия его сказок — неумеренные личные притязания, одержимость властью. Знатные и богатые лишены радости непосредственного труда и потому всегда имеют слишком странные привязанности, граничащие с патологией, либо находятся в плену навязчивых и отравляющих их жизнь идей захвата абсолютной власти над реальностью и остальными людьми. В «Унесенных», впрочем, проблему запускает любовь испорченных рекламой родителей к халяве, а точнее к бесплатной еде, и далее доказывается: твоя душа принадлежит тому, кто тебя кормит, в самом буквальном смысле этого слова. Чтобы не забыть, кто она и зачем здесь оказалась, девочке нельзя есть еду, которую дает ей ведьма-работодательница. Есть там и обратная метафора: тебя проглотит тот, чьё золото ты возьмешь в руку – черный ненасытный дух, клиент, у которого сколько угодно желтого металла, но аппетит которого никому не удастся удовлетворить.
На уровне предметов негативность воплощена в мусоре – он уродливо покрывает дно океана и превращает бессмертных речных духов в бесформенных страдающих монстров. Как эколог, Миядзаки уверен: на земле не бывает ничего и никого лишнего, но всё и всех нужно более правильно и гармонично расположить в мировом пространстве.
Если мусор – негативный полюс человеческого мира, позитивным полюсом является её величество Машина. В отдельных сценах «Лапуты» шахта с её индустриальной грацией становится главным действующим лицом, а в «Порко Россо» ту же роль играют гидросамолеты и цеха по их сборке. Отец режиссера во время мировой войны руководил фабрикой по производству военных самолетов и маленький Миядзаки пережил там первые в своей жизни приступы восхищения человеческим гением. Индустриальные труженики у своих прекрасных величественных машин практикуют более взрослые формы волшебства и преображения материи, чем те, к которым прибегают дети. В «Лапуте» сплоченные пролетарии изгоняют мафию со своих улиц, но вот против зловещих спецслужб, помешанных на абсолютном оружии, рабочие уже ничего не могут. Культ Машины достигает пика в поэтизации роботов, оставшихся без управления и мирно живущих на летающих островах в одичавших садах. Похоже, именно эти, свободные от хозяев роботы, слившиеся с природой, и есть для Миядзаки метафора самого человеческого существования. Против них, как и против детей, сражаются всё те же секретные службы. Военные у Миядзаки это всегда зло, и чем секретнее, тем хуже. А вот пираты в «Порко Россо» и «Лапуте» – просто симпатичное недоразумение, бесшабашные раздолбаи, от которых вреда гораздо меньше, чем от государства. Воздушный пират это романтическая обреченность авантюризма в слишком контролируемом мире.
Работа
Его герои, включая детей, много работают и устают, причем на понятных зрителю условиях. Строители и пилоты самолетов, шахтеры, матросы, рыбаки (в «Рыбке» мама трудится в доме престарелых), ну в крайнем случае, трудолюбивые крестьяне, как в «Тоторо», несколько даже «пересахаренные», что извинительно, наверное, для детской сказки. Работа не является фоном, она двигатель главных поступков. В шторм мама отправляется на машине в дом престарелых, чтобы спасти оставшихся там беспомощных бабушек. Чего стоит один только дед-паук в «Унесенных», не унывающий многорукий пролетарий, дух подземелья с присказкой: «Я дед Комази, весь мир я мою, а сам в грязи!». Или там же простые уборщицы, живущие в малюсеньких клетушках, остроумная коррупция при распределении нужного всем бальзама и главная ведьма, с которой все подписывают трудовые договора. Особого драматизма отчужденный труд достигает в «мастерской прокаженных» из истории про принцессу волков. Они делают оружие.
В буржуазной сказке, да и вообще в массовой культуре позднего капитализма, работа скрывается как «неважное», фоновое, а индустриальный труд рабочих и вовсе связан с проклятием и катастрофой. Если фабрика и конвейер и появляются в боевике, то только как жуткое опасное место финальной битвы добра со злом, оказавшихся там случайно и временно. Но Миядзаки показывает работу как практику, вытачивающую характер людей.
Война
В «Порко россо» первоклассный лётчик скрывается от итальянского фашисткого режима и конкурирует с амбициозным, но пустоголовым, американцем. Его красный самолет восстанавливают женщины (все мужчины на фронте), будто взятые из ранних книг и фильмов Пазолини. Он одинокий склонный к меланхолии бунтарь, которому нет места в раскладе новой мировой войны. «Лучше быть никем, чем служить фашистам» — бросает он своему бывшему другу, выбравшему армию, прежде чем навсегда расстаться с ним.
Предыдущая, первая мировая война преследует героев «Ходячего замка». Дух замка отказывается идти на военную службу и за это преследуется королем. Вместо участия в боевых действиях, дух препятствует бомбардировкам городов вне зависимости от того, чьи это бомбы и чьи города, но и его мистические силы иссякают. Города горят. Государственная власть у Миядзаки несет войну, парализует волшебство природы, развязывает руки секретным садистам и создает проблемы не только для магических игр детей. Она так же враждебна и рабочему человеку.
Персональная революция
Его герои решают космические проблемы, создавая себе новую идентичность, чтобы совершить невозможное. Они заняты поисками своего настоящего, но забытого имени и сменой прежнего тела. Парадокс этой борьбы состоит в том, что вспомнив своё имя, вернув свою душу, переселившись в нужное тело, ты вовсе не становишься тем, кем ты был когда-то, не возвращаешься в наивное прошлое, но делаешься по-настоящему новым, тем, кто помнит себя здесь и сейчас и сделал верные выводы из истории своего порабощения. Обращаясь к начальной ситуации, которая подчинила их чужой воле, герои Миядзаки получают новую субъективность, и она делает их свободной от власти царя-отца или ведьмы—работадетеля, подчинявших себе всех через управление чужой идентичностью. Чтобы вспомнить, кто ты, нужно узнать, по чьей воле ты здесь оказался, и кому это было выгодно. Стоит перенести масштаб этого требования с индивидуальной судьбы на большие группы людей, и вы получите требование социальной революции. Самоосвобождение, выбор более подходящего тела и имени, очищение и преображение приводят к тому, что герои обретают неисчерпаемую силу и впервые видят мир в целом, как гармоничную экосистему явных и тайных «этажей» и их обитателей. У существ с такой оптикой не может быть причин ни для разрушительных личных амбиций, ни для служения тем, кто пока ещё этими амбициями заражен и видит перед собой лишь бессмысленные фрагменты реальности.
Не то чтобы я предлагаю считать Миядзаки коммунистом. Скорее уж он тяготеет к по-японски понятым утопиям «движения искусств и ремесел» в духе Уильяма Морриса, мечтавшего спасти человечество, поделив его на небольшие общины свободных мастеров, живущие локальными поселками в согласии с природой и мотивами древних легенд, обходясь без больших городов и централизованного государства. Просто советую всем, у кого есть дети, скачать в сети или, в крайнем случае, купить диск. Это «анимэ» не испортит вкуса вашим детям и не создаст у них вредных политических иллюзий, а как раз наоборот. Впрочем, Миядзаки настолько неплох стилистически, психологически верен и социально точен, что стоит потратить на него часок, даже если рядом с вами и нет никаких детей.