Недавно мне позвонил знакомый журналист из «Намедни» и попросил назвать главный символ антиглобалистов. Как и положено в отношениях с ТV, я ответил первое, что пришло в голову: «Возьмите глобус, оденьте на него черную маску уличного бойца, пусть в прорези будет видна страна, про которую ваш сюжет». На следующий день Парфенов с видом знатока демонстрировал зрителям глобус и пересказывал этот бред. Так родился новый «символ антиглобализма». Примерно так же, как удачная провокация для прессы во время большого хелтера-скелтера в Лондоне и Сиэтле, родился и сам антиглобализм. Внутренний консенсус множества групп исчерпывается лозунгами: «Ешь Богатых!», «Мир не товар!», «Капитализм – дерьмо!». Но разобщенность эта, как фиктивность общего имени, осознается и используется новым поколением недовольных как самая сильная сторона нового сопротивления корпоративному контролю над миром.
Утро Вульфенсона
На рассвете в воскресенье 16-ого апреля двухтысячного, директор Всемирного Банка Джеймс Вульфенсон проснулся от громких криков, вроде «выходи подлый трус» или «просыпайся и разбуди своих коллег, падла!». Из окна он увидел, что его дом окружен протестующими, многие из которых выражали свою позицию, снимая штаны и демонстрируя банкиру задницы. «Если бы дерьмо чего-то стило, то бедняки рождались бы без задниц» – мог вспомнить, глядя на них, господин директор, но в молодости он не увлекался Годаром, если бы увлекался, жизнь наверняка сложилась бы иначе.
Господин директор позвонил куда следует, и ему предложили прислать вертолет и «лучших ребят» с запасом слезоточтивого газа. Дымовухи, впрочем, уже хватало: собравшиеся забрасывали газон чадящими шашками. В последний момент Вульфенсон отказался от «ребят» и решил выйти к крикунам «побеседовать».
«Наверное вы думали, что мы вас будем пиздить?» – начали разговор протестующие – «не дождетесь! Мы будем блокировать вашу деятельность, громить ваши офисы, распространять правду о разрушительной деятельности корпораций, которым вы заложили свою и чужие души, провоцировать забастовки на приносящих вам прибыль заводах, перегораживать трассы, по которым вы ездите, и нас будет все больше месяц от месяца, мы будем считать себя победившими, когда даже вы поймете, что капитализм это каннибализм, ваша деятельность – грех перед природой, и сердце даже у банкиров бьется слева».
Вульфенсон вздохнул, с трудом сдерживая ужас, и сказал, что судьбе было угодно развести людей по разные стороны баррикад, что ему понятен протест, что он благодарен за то, что его прямо у дома не отпиздили, а просто по-доброму предупредили, что в капитализме действительно ничего хорошего, но, с другой стороны, что лучше-то? Анархия что ли? Он не верит в анархию. А в коммунизм тем более. С чем и уехал.
«Все равно наши вас на работу не пропустят» – кричали вслед собравшиеся. Конечно, пиздить его не стали по другой причине: всю эту сенсационную встречу на газоне снимали профессиональной камерой, чтобы потом, неделю, показывать в новостях. Так активисты одержали локальную победу, подробно высказавшись в эфире. Все остальные «акции» этого воскресенья не были такими мирными. Удивительно, что журналисты, находящиеся в гуще бунтующих, высказывались о них потом с едва скрываемой симпатией, тогда как другие, попавшие вместе с международной элитой на территорию осажденного саммита, говорили о «хулиганистах» с явным раздражением. Сложнее всего было понять тех, кто побывал и внутри и снаружи. Великая сила всё-таки окружающая среда.
Имя
Новый радикальный субъект – неуловимый и опасный, как ртуть. Легко переходящий с университетской лексики на блатную феню, с уличного слэнга на язык литературного салона, с клубного новояза на профессиональный журналистский жаргон и т.д. Радикальный субъект, однако, не является при этом ни студенческим кружком, ни криминальной группировкой, ни молодежной субкультурой, ни салоном, ни клубом, ни редакцией, действуя во всех этих средах, как революционная сюрреалистическая спецслужба, действуя от имени предстоящего восстания. Субъект не поддается обозначению, потому что сам раздает новые значения вещам и фигурам, в зависимости от шанса их использования в предстоящей революционной практике, заново опознает все феномены в соответствии с их востребованностью для глобального сопротивления. Субъект все время ускользает от очередного приблизительного имени, прикидываясь то известной социологам «группой ненависти», то активно обсуждаемым феноменом «нового» или «вторичного» варварства, или просто «излишестовом», воспаленным социо-культурным аппендиксом постиндустриального общества, этакой всегда готовой к использованию массовкой для клипов Тома Морелло и самодельного сквот-кино.
«Антиглобалисты» — все чаще слышишь в медиа это слово, когда речь идет об уличных бузотерах в черных масках, новых левых интеллектуалах, мексиканских, перуанских или колумбийских партизанах, тортометателях Ноэля Годена, фанатиках, взрывающих по ночам Мак Дональдсы или просто политизированных панках-растаманах, отрицающих «Вавилон» и проводящих концерты в пользу очередных пострадавших от диктатуры банкократии в третьем или втором мире.
Воспользуемся этим навязанным названием как маскирующим узором. Точно так же им пользуются перечисляемые прессой «идеологи движения»: Наоми Кляйн, Сьюзен Джордж, Уолден Беллоу, Игнасио Рамоне, Кристоф Агютон. Сами понимая всю условность данных системой имен и вообще неадекватность дореволюционного языка, антиглобалисты легко жонглируют вывесками своих движений и инициатив: «Аттак», «Возвращение на улицы», «Шанс 2000», «Раньше, чем завтра», «Черный блок», «Барьер для глобализации», «Опасный лес», «Мобилизация ради справедливости», «Классовая война», «Банк Ненависти», «Объединенный фронт людей и животных», «Армия декапитализации планеты», «Интернационал камнеметателей» – вот лишь ничтожная часть сообщающихся между собой группировок, имеющих общей целью международное сопротивление финансовому рабству людей, информационному давлению медиа на сознание эксплуатируемых и обезличенных толп и планетарной дрессировке народов, заказанной и проплаченной транснациональными корпорациями.
Еще чаще и удобнее действовать через нигде не зарегистрированные анонимные группы из нескольких решительных людей, имеющих доступ к Интернету для минимальной координации своих действий. Группа выбирает себе доступную локальную цель и начинает по ней работать. Например, пропагандистский пластиковый унитаз движения «Идущих Вместе», в котором они топят скабрезные книги. Особый акцент ставится на разъяснение своих локальных действий через требования большой стратегии и на резонанс акций в прессе. Взрыв большого унитаза, вылетевшие в офисе «Идущих» стекла и одноразовый автограф «красные партизаны» показывали и обсуждали в новостях весь вечер. Как только группа проявляет себя, власть замечает её, но не может обнаружить и топчет наугад, как слепой слон, укушенный неизвестно кем, часто промахиваясь и попадая по случайным людям. Случайным людям, кстати, это позволяет догадаться, что они не так уж случайны в человеческой истории. Если группу накрыли, она может распасться так же легко, как повилась, а её активисты тут же входят в (или создают) другие группы и продолжают в том же духе, поменяв локальную цель с учетом опыта.
После первых же массовых выступлений антиглобалисты были так потрясены позорными комментариями прессы, что решили создавать собственные СМИ. Так возникли Индимедиа – более ста сайтов почти на всех языках мира. Корреспондентом может быть любой доброволец. Никакой официальной редакции, гонораров и запретов. Черные палатки с большой белой буквой «i» теперь можно видеть везде, где идет уличный бой или уточняется тактика глобального сопротивления. Вот что вчера мне прислала Нелли, постоянный немецкий активист берлинской версии:
«Борьба должна вестись не за идею, не за принцип, но за место конкретизации идеи, за страну, пусть и символическую, этого принципа, за пространство. Война ведется либо за сохранения «места», либо ради экспансии, расширения освобожденной территории. Настоящая война – всегда за Родину, за свой партизанский лес, выполняющий роль тыла, питающий и оправдывающий войну. Прежде, чем ввязаться, мы обозначаем нашу «автономную зону». На открытый конфликт идем, если над нами занесена лапа системы, либо если сами чувствуем себя уже готовыми к вылазкам. В последние два года чаще случаются вылазки. Идет ли уже в России «Бойцовский Клуб»? Автор романа, кстати, Паланьяк – активист «Какофонического сообщества», нашей артистической версии, хотя мне лично ближе другая группа – Саботаж Коммуникейшн …».
Дочитав немецкий текст, не уверенный, что все перевел правильно, я иду спать и вижу долгий запутанный душный сон. Утром от него только одно воспоминание: кто-то спрашивает меня, сколько на земле стран? Тычет в карту, контуры которой совсем не те, что я учил в школе. Штаты, Европа, Япония раздуты и вот-вот готовы лопнуть своим цветным нутром на остальных. Остальных, впрочем, не видно почти, так, какая-то пестрая мелочь, экономический планктон. Он спрашивает опять. Ему нужно точное число стран, а я не могу ответить. Не считаю это важным и между нами висит плохое молчание.
Пример
Что нам, к примеру, известно о такой, наиболее, пожалуй, раскрученной, организации, как «Глобальное действие людей»? Движение началось с учредительной конференции в Швейцарии 23-25-ого февраля 99-ого. Весьма урожайный год, в 99-ом появилось около сотни аналогичных групп и ни одна из них не собирается пока уходить со сцены. Цель – прекращение так называемой «свободной торговли» раз и навсегда и по всему миру. Метод – дестабилизация враждебной человечеству деятельности таких монстров, как Всемирная Торговая Организация (ВТО) и Международный Валютный Фонд (МВФ).
«Глобальное действие» призывает к открытой конфронтации как на улицах мегаполисов (массовые беспорядки последних двух лет), так и в сельских районах (протестные движения фермеров в Европе и коммунальная сельхозкооперация в Латинской Америке и Малой Азии), к теоретической критике корпораций и независимому анализу характера и последствий их деятельности (журналы, вроде английских «Следим за корпорациями», «Живой марксизм» или немецких «Битва за жизнь», «Рабы»), к распространению альтернативной информации, которая не выгодна для массовых медиа, и к компьютерным диверсиям. При «Глобальном Действии» действует целая армия хакеров из движения «Хактивист», сочиняющих идеологически выдержанные вирусы, эксплуатирующие человеческую жадность и любовь к нетрудовому обогащению («вы выиграли бриллианты», «увидимся на Гаваях», «С анархистским новым годом» и т.д.). Практикуется так же взлом систем безопасности военных ведомств, разведки и крупных банков (выведение из рабочего состояния военных спутников и исчезновение файлов о неблагонадежных гражданах, часто участвующих в «беспорядках»). После взлома официального сайта «Пепси» там появилась гневная поэма «Анти-ТНК», а на месте сайта крупнейшего химического концерна «Boots» болтался лозунг «А как вы нарушаете закон?».
«Действие Людей» — сегодня это более двухсот филиалов в большинстве стран — открыто отрицает мировой рынок как систему, порожденную «патологически экстравертным» колонизаторским сознанием и ведущую к укоренению классовой и географической несправедливости, величает ВТО, МВФ, Всемирный Банк тусовками финансовых вампиров, тактически заинтересованных исключительно в повышении прибылей, а стратегически – в бесконечном воспроизводстве системы капитализма любыми средствами.
Позитивная ориентация – децентрализация, автономия, сохранение этической и этнической независимости народов, культов и преследуемых конфессий, поощрение деятельности альтернативных поселений, новых коллективов и партизанских образований, коллективное сознание которых складывается в процессе сопротивления глобализму и организации жизни на изначально свойственных любой общине, принципах солидарности, альтруизма и неотчуждаемого труда.
Ближайшая задача: всемирная координация сопротивления свободной торговле как начальная стадия международной антирыночной революции.
Наиболее интересные участники «Глобального Действия» в «развивающемся» мире: бразильские Sern Terra, индийские и пакистанские аграрные коммунары, филлипинские партизаны, руководствующиеся «марксистским исламом», мексиканские сапатисты, движение за выживание народа Огни, комитеты самоорганизации народа Маори (Новая Зеландия), никарагуанские сандинисты, растаманское «Антивавилонское Ополчение».
На «развитой» территории, помимо широких движений удачно практикуют вышеописанные крошечные (2-5 человек отличающейся специализации) нигде не зарегистрированные группы, разделяющие стратегию и практически неуловимые для системы в своей «подрывной» тактике. Они легко сотрудничают с кем угодно, лишь бы достигалась цель, часто даже не выдавая своих подлинных убеждений. Не выстраивают внутренних иерархий, никого не «представляют», кроме самих себя, не стремятся закреплять за собой узнаваемые обществом «лейблы». Часто именно от них попадает в большие медиа альтернативная информация и примеры альтернативной интерпретации привычного новостного контекста, нередко они сами становятся ньюсмейкерами, действуя на избранной территории только им понятными методами.
Из интервью с моим датским товарищем Карлом Боилем, которое так и не удалось нигде по-русски напечатать:
— Всё это было бы невозможно без Интернета. Наше новое объединение. Атаки на злого клоуна МакДоналда, стритфайтеры, молотящие по всему, на чем есть фирменный знак, велосипедный саботаж, позволяющий занять улицы. Хотя конечно, подлинная коммуникация возникает не в интернете. Только на баррикадах множество разделенных тел и душ становятся одним организмом, покинувшим зоопарк противоестественного правопорядка. Там ощущаешь на клеточном уровне, что капитализм – устаревшая и опасная система, которая не переварит бесконечной пестроты сопротивления и разъедется по швам
— Поддерживаются ли контакты с более взрослыми, респектабельными, «левыми политиками»
— Интереснее всего Латинская Америка, хотя по настоящему мы поддерживаем там только субкоманданте Маркоса, сапатистов. Когда в Квебеке мы штурмовали их бетонную стену, Кастро был единственным политиком, поддержавшим нас. Поэтому кроме черных и красных некоторые подняли кубинские флаги. Но больше мне запомнилась настоящая катапульта, которая метала через стену и проволоку на территорию банкиров наши агитационные материалы. Возможностью собираться и все планировать в Порту-Алегри мы обязаны товарищу Лулу, неплохому парню из рабочих-социалистов, ставшему на днях бразильским президентом. Чавес в Венесуэле и Гутьерос в Эквадоре шлют приветы и выражают солидарность, но это больше кросс-промоушен. Мы культивируем у себя их, они – нас. В Европарламенте есть несколько революционно настроенных людей, Кривин, например, но они там есть только по тому, что Европарламент не решает ничего, это трибуна, за использование которой платишь институализацией. По-моему, дороговато …
— А поддержка людей культуры, даже поп-культуры?
— Мне нравится, когда к нам присоединяются KLF, Ману Чао и Тонино Каратоне, есть даже свои в Голливуде, Тим Роббинс и Сьюзен Сэрандон, что не удивляет, если посмотреть их фильм «Колыбель закачается». Многие акции планируются не только в Порту-Алегро, но и в Штатах, на арт-фестивале «Burning Man”, в пустыне. Для движения много сделали не только социальные философы: Славой Жижек, Тони Негри, Пьер Бурдье, но и писатели: Стюарт Хоум со своей «арт-забастовкой», Тони Уайт, Хаким Бей.
— А Бегбедер?
— Ну, он прежде всего пижон, сбежавший из рекламной индустрии и уверенный, что за это теперь это все будут носить на руках. Не удивительно, что он тут же стал стилистом официальных и отстойных французских коммунистов. Да и в этой роли его компания «Помоги левым остаться левыми» никакого электорального успеха не принесла.
— Я слышал об антиглобалистской кулинарии
— Да, я сам стараюсь употреблять меньше продуктов брожения, например. Это большое дело, знать, какие продукты-напитки-вещества традиционно порабощаю сознание, а какие наоборот.
Облик.
Именно антиглобалистская среда в современной Европе формирует новый тип повстанца. Что о нем можно сказать уже сегодня? Чем, по крайней мере, он отличается от предыдущего «гошистского» («нью-лефт») типажа?
Во-первых, антиглобалист не боится быть модным, считая искусно спровоцированную популярность своего имиджа, имени и идей большим достижением в деле предстоящей революции. Бить медиа их же оружием, использовать комплексы отдельных журналистов и заранее «проплаченные» темы целых медиа-монстров в своих целях, не считается зазорным. Культивируется талант повстанца, понятый как способность к присвоению любой среды (информационной, финансовой, символической, идеологической, полиграфической, кинематографической и т.д.), необходимой для радикальной практики.
«Присвоение» как целая концепция, найденная у молодого Маркса (ближе см. Маркузе «Разум и революция», главу про «Уничтожение труда»), стало доминантой сознания антиглобалистских активистов. Прежде чем начинать серьезную дуэль с мировой олигархической диктатурой, новый радикальный субъект должен «присвоить» себе достаточную для начала войны часть ландшафта. Таким образом, антиглобалистский стиль серьезно отличается от героически обреченного жеста вооруженных марксистских групп 70-ых – 80-ых, носившего суицидальный и явно «нарциссический» характер. Легенда тех лет Тони Негри, сильно изменившись, уже в римской тюрьме написал «Империю» – серьезный антиглобалистский труд.
Новый повстанец не стреляет назло всему свету, потому что считает, что пока это делать незачем. Он быстро перемещается по миру, связан по сети сразу с несколькими дружественными инициативами резко отличающейся специфики, посещает в разных странах сразу несколько семинаров и форумов, пользуется общим для антиглобалистов банком информации, в том числе и информации о том, как «развести» и заморочить систему, чтобы изъять у нее средства для такого, довольно затратного, существования. Нередко, антиглобалист формально оказывается представителем прессы, модным веб-дизайнером, координатором какого-нибудь природоохранительного или гуманитарно-благотворительного фонда, а то и сотрудником влиятельной галереи, разыскивающим по всей Европе новых «баскиев» и «хаакенов», или некоммерческим режиссером, получившим где-то гранд на съемки «альтернативного кино».
Еще одно существенное отличие от прежних лет в том, что среди координаторов антиглобалистских инициатив теперь составляют большинство интеллектуалы с более «точным» образованием: биологи, экономисты, химики, архитекторы или узкие специалисты по особой оптике или электронным вирусам — чаще заметны среди «вожаков» и «зачинщиков». Прежняя, задаваемая левыми гуманитариями «карнавальность» и «психоделия» акций никуда не делась, но вот продуманность, эффективность и предсказуемость выступлений для самих организаторов сильно возросли.
Как выразился один из лондонских активистов «Возвращения на улицы»: «Для меня спланировать бузу в центре города, заранее переиграть полицию, в верном направлении спрограммировать комментарии прессы и потратить на все это наименьшее количество средств и времени не труднее, чем создать новую компьютерную игру средней сложности».
Левая культура сопротивления обогатилась интересом к латиноамериканской теологии освобождения и тамошним «красным католикам» (прославлены даже свои «святые», например, душеприказчик колумбийских партизан Мануэль Перес Мартинес), а так же к индейским «растительным» и «грибным» культам, распространенным на территории колумбийских и мексиканских повстанцев. Некоторые предпочитают наиболее радикальные и антиимпериалистические версии афро-американских культов: раста-сопротивление, вуду. Нередко можно встретить людей, сочувствующих «эзотерическим» и «социалистическим» версиям ислама (эта тенденция ассоциируется прежде всего с эволюцией взглядов Роже Гароди и некоторых итальянских «ветеранов» Красных Бригад). Совсем уж «патриоты» Европы сочувствуют неоязыческим экспериментам (наряду с левыми в беспорядках участвует все больше так называемых «друидов»), а те, кому языческий источник кажется слишком давним, выбирают некорректные культы двадцатого века, вроде «Храма Душевной Юности», телемизма, кроулианства и практики «восточных тамплиеров», реаниматором которых в Англии был, кстати, Теодор Ройсс, анархистский лидер, либо изучают духовное наследие фигур «черного цирка», таких, как Парсонс и Ла Вей. Реже всего встречаются в антиглобалистской среде только приверженцы «официального» европейского христианства (имеются в виду все «большие» конфессии), иудаизма, и упрощенного «нью-эйджа».
И хотя для многих антиглобалистов избранная «вера» часто представляется всего лишь набором психологических советов, поучительных сюжетов, остроумных сравнений и нетривиальных обрядов, поддерживающих внутреннюю динамику организма, чем-то вроде экзотического комикса, «газирующего» восприятие, встречаются в рядах нового сопротивления и люди, искренне и глубоко осваивающие тот или иной духовный путь, сочетая его с радикальной социальной практикой.
Из второго интервью с Карлом Боилем, которое так же не взяла ни одно из «серьезных» российских изданий:
— В чем ты видишь основное отличие нынешнего движения от бунта новых левых конца 60-ых?
— Хотя бы в том, что изменилась сама система. Тогда бунтовали против кейнсианского, «социально ориентированного», тепличного капитализма. Средний класс тогда ширился, а не таял. За счет противостояния с советским блоком наемные работники Запада могли шантажировать свою буржуазию, пугать её красным флагом, выклянчивать бесконечные льготы-послабления-гарантии. Теперь всё это по быстрому сворачивается, потому что полюс притяжения в мире остался один – его величество доллар, ну, или евро, короче, капитал, и тратиться на всю эту социальную роскошь отныне больше не за чем. Глобальная система, везде, куда она просовывает свои щупальца, является более громоздкой, конфликтной и жестокой, нежели «бархатный» капитализм прошлого. Отсюда рост рядов протеста. И отсюда же пестрота этих рядов: от фермеров и докеров до философов и художников.
— Десять лет назад газеты ехидничали, мол, лево-радикалы теперь дискутируют л правах секс-меньшинств, феминизме и защите животных.
— Когда в нулевом году левые снова взялись за булыжник и палку, в тех же газетах поднялся поросячий визг: они возращаются к варварству, портят частную собственность, разучились разговаривать, откуда их столько взялось?
— Капитализм перестал умещаться в границах национальных государств. Насколько эта новость нова? Ведь она со всеми потрохами имеется уже в «Коммунистическом манифесте»?
— Капитализм и возникал когда-то как система международной торговли, а после уже сложились национальные рынки, так что «глобализм» свойственен для рыночного строя генетически. Сегодня полным ходом идет строительство планетарной империи ТНК, которая приватизирует в свою пользу прежние, теперь – «нижестоящие» органы власти и претендует на контроль за любой, приносящей доход собственностью, а значит, и над любой массовой информацией. Там, где эта приватизация невозможна с помощью МВФ, начинаются экономические санкции, там, где и это не вразумляет упрямых, действует натовская авиация. То, что всегда было скрытой сутью капитализма становится очевидным, вышедшим из тени феноменом.
— Вы ставите им в счет всё, от противоестественного господства спекулятивного капитала над промышленным до потепления климата, наступления пустынь и таяния ледников, вызванного безумием ТНК, прививающих все новые и новые потребности своим зомби. Но можешь ли ты называть хотя бы одну успешную компанию протеста, если, конечно, не считать успехом срыв глобалистских саммитов в Сиэтле, Генуе, Праге?
— В прошлом году наиболее успешной была компания борьбы с Nike, в результате которой фирма улучшила рабские условия труда и копеечную оплату своих двенадцатилетних рабов в Малайзии, дающих Nike основной доход. Типичный пример глобального мышления и локального действия.
Рынок.
В настоящее время средний годовой доход в США составляет 37 тысяч долларов. Сравните эту цифру со своей и если ваша превышает или совпадает с данным показателем, значит, книга, которую вы держите в руках, попала к вам по ошибке или подсунута вашими классовыми врагами. Я пишу для всех остальных.
Как и их предшественники, антиглобалисты выражают брезгливость и отвращение к рынку как императиву отношений внутри человеческого сообщества, да и как к конкретной мировой экономической системе. В качестве «посвящающей притчи» популярен ремейк некогда знаменитого панк-хита группы «Блэк Кросс» – «рыночная мудрость».
Автобус едет над пропастью и всем жутко смотреть вниз, но есть один человек, который спокоен, потому что ему присуща воспитанная еще в колледже рыночная мудрость. Автобус накреняется и падает вниз, в салоне начинается паника, однако обладающий рыночной мудростью спокоен, ему известно, что никто не пострадает. Он рассуждает так: никто из нас не хочет погибать, каждый из нас готов отдать последние деньги, чтобы выжить, а значит, в автобусе возник феноменальный спрос на то, чтобы мы не разбились и по законам рыночного саморегулирования немедленно появится и предложение, автобус зависнет в воздухе и нам останется только узнать банковский счет спасителя, чтобы перевести туда деньги. Так устроен рынок. Автобус падает и разбивается, и над изломанным металлом, перемешанным с окровавленной плотью не остается никого, кроме рыночной мудрости. Вот примерное содержание этой песни, превратившейся в притчу. Естественно, каждый раз, когда ее рассказывают, она, как и положено живому устному творчеству, обрастает более точными подробностями происходящего, например, крики перепуганных пассажиров совпадают с предвыборными лозунгами наиболее влиятельных партий, а мысли «самого умного» наполняются актуальными цитатами из президентской программы или из заявлений самых известных экономистов-либералов.
Впрочем, у антиглобалистов к рынку есть и менее философские претензии. Исходя из старой, но все время подтверждающейся мысли о том, что по мере развития капитализма в мировом масштабе, рыночные циклы будут все более удлиняться, а периоды спада будут все более разрушительными, они следят за экономикой и видят многое, а именно:
Последнюю четверть века капитал вырастал из кожи «национальных государств» и приобрел-таки к празднику миллениума планетарное, «глобальное», космополитическое тело. Отдельные правительства любой политической ориентации не могут больше серьезно вмешиваться в дела глобального капитала, диктующего свою волю через систему транснациональных банков, а так же фьючерсных и фондовых бирж. Так называемые «государства всеобщего благоденствия» подвержены убыстряющейся эрозии, голодных, безработных и нищих на планете становится все больше, а не меньше. Регулярно наступают локальные моменты истины, когда положение на финансовых рынках конфликтует с ситуацией в реальной экономике и происходят предупредительные «толчки» более общего кризиса – биржевые крахи, лопнувшие международные пирамиды и национальные валютные девальвации.
В 90-ых средняя зарплата в таких странах, как Аргентина, упала с 300 до 100 долларов, 87% валютной выручки страны уходит на погашение долга «международным институтам». В Венесуэле 90-ого года за чертой бедности жили 60% населения, а сейчас 84%. Не удивительно, что там победил «невменяемый» Чавес. И это не исключение, а тенденция. Россия, Украина или Казахстан тому примером. Кредиты МВФ играют роль «нейтронных бомб», раз и навсегда парализующих любую страну. Национальные рыночные элиты полностью стараются «синхронизировать» себя с мировой финансовой олигархией, распределяющей весь «подлинный» капитал, таким образом любая национальная валюта становится простой тенью доллара. «Патриотической» буржуазии больше не существует, потому что не может существовать.
Мировая экономика в 60-ых росла ежегодно на 5%, в 70-ых ежегодный рост опустился до 3, 3%, в 80-ых – 2, 8%, в 90-ых – 1, 9%. Прямые капиталовложения в производство падают еще более значительно.
Средняя заработная плата в развитых странах упала за последние 20 лет на 11%, хотя внутренний валовый продукт вырос на 30%. Сейчас доля собственности, находящейся в распоряжении 1 «золотого» процента населения составляет 40% всего человеческого достояния, как в 24-ом году, т.е. до введения прогрессивного налогообложения, двадцать лет назад этот разрыв был в половину меньше.
В 1850-ом году разрыв между колониями и метрополиями в уровне жизни составлял 2:1, в 1900 — 4:1, в 1960 – 30:1, в 1991 – 61:1, в 1999 – 78:1. Сегодня 4, 5 населения планеты потребляет 45% добываемых мировых ресурсов, хотя по общему их запасу США это всего лишь 10 %. Неэквивалентный обмен, о котором так много твердят антиглобалисты и на основании которого требуют списать третьему миру долги, выражается ярче всего в том, что на каждый доллар дохода в США 52 цента «изъяты» у этого самого третьего мира. После этого удивляться тому, что полтора миллиарда человек на Земле обречены на полную нищету, то есть не могут тратить больше доллара в день, по меньшей мере глупо.
Даже «системные» экономисты из «Le Mond» предсказывают неотвратимый крах Уолл-Стрит, аналогичный беспрецедентному падению токийской биржи в 89-ом. Директор Федеральной Резервной Системы США Гриспен называет нынешние ценные бумаги, ходящие на американской бирже, «лотерейными билетами», напоминая, что в результате любой лотереи несколько парней, получивших все, смытываются, а остальные остаются с вывернутыми карманами.
Производство в третьем мире идет на спад, деньги утекают на Запад, вкладывать в нестабильных регионах невыгодно и национальные экономики там не имеют никакого шанса развития, в этих регионах «экономический прогресс пошел в обратную сторону». Заинтересованность элиты в конкретном экономическом росте обгоняет абстрактную заинтересованность в обеспечении для большинства людей необходимого для жизни минимума. Если (прогноз на 2030 — 40-ой годы) 20% населения, занятого в наемном труде, будет достаточно для обеспечения нужд транснациональной элиты, то никто не гарантирует никакого существования «лишним» 80 %.
В двухтысячном году один известный российский промышленник в интервью одной из самых респектабельных наших газет делился своим, еще более откровенным, мнением: «Эффективными собственниками, т.е. людьми, умеющими заставить собственность работать, приносить прибыль, могут быть не более 8-12 процентов населения. Наемный работник должен понять, что закон либерализма хоть и жесток, но справедлив». Какая именно роль уготована в грядущем, о котором грезит господин промышленник, всем тем, кто не втиснется в эти 8-12%, не сумеет или просто не захочет выделять достаточно пота, думаю, мы все скоро узнаем. Армия рабов или толпа погромщиков – альтернатив вообще-то не так много.
Когда-то авантюрно настроенный предприниматель творил капитализм. Сегодня капитализм делает предпринимателя и авантюризма тут никакого. Невидимая рука рынка взвешивает и оценивает ваш мозг, чтобы выделить вам место. В «Евро ньюс» мне показывают, как уставший брокер на нью-йоркской бирже перепутал миллион с миллиардом, зарябило в глазах от нулей. В результате чуть не обрушилась вся финансовая ситуация, брокера дисквалифицировали, все сделки аннулировали и вернули все на круги. Я выключаю телевизор и включаю компьютер (один экран для отдыха, другой для работы, вот-вот вы сольетесь в мультимедийной мечте). Нужно ответить на вопрос присланной анкеты, присланной глянцевым журналом:
— Что вы называете анархизмом?
— Современное человечество шумно и неряшливо мотается вокруг финансовой оси мира. Любое альтернативное завихрение на периферии, вдали от требовательного полюса, очень проблематично и наверняка временно, ибо одномерному человеку не доступно никакое общее дело, кроме транснационального капитала, создаваемого совместно с другими наемными единицами, не доступна никакая историческая вертикаль, кроме пассивного участия в росте капитала. Социальный организм мазохистски наматывается на финансовую ось, образуя пирамиду, потому что не знает никакого иного опыта организации. Дело не в других, «лучших» хозяевах и не в «справедливом» начальстве. Дело даже не в отмене, не в преодолении самих категорий хозяина и начальника. Дело в практическом преодолении категории исполнителя, принадлежащего. Дело в отказе от такой идентичности. Анархизм это не общество без хозяев, но прежде всего общество без исполнителей, а отсутствие хозяина, отчуждающей иерархии, «наматывающей» садистской оси – уже следствие.
Проект Тобина.
Лауреат нобелевской премии в области экономики Джеймс Тобин в открытом письме, разосланном транснациональным масс-медиа, предложил обложить новым налогом все спекулятивные операции на валютных рынках. Даже при ставке в 0, 05% налог Тобина приносил бы сто миллиардов долларов ежегодно. Эту сумму предлагалось собирать прежде всего в промышленно развитых странах, где находится большинство финансовых бирж и куда попадают основные доходы от спекуляций. Эти деньги могли бы спасти миллионы людей от голодной смерти, эпидемий, полной нищеты и невыносимого рабского труда. Особый акцент Джеймс Тобин делал на бескорыстной помощи странам, «терпящим бедствие», т.е. вымирающим, куда в последние годы относят и Россию. Как и следовало ожидать, подобное, довольно безобидное прекраснодушие нобелевского лауреата было встречено медиа и элитами весьма настороженно. Намекалось, что среди гениев немало чудаков и клоунов, цитировался Спаситель (по рок-опере «Иисус Христос Суперзвезда»), остроумно отвечавший глупому Иуде: «Неужели ты думаешь, что когда-нибудь все нищие будут накормлены, а страдающие утешены?». Так предложенный «налог Тобина» превратился чуть ли не в тридцать серебрянников, уплаченных за предательство. Наиболее же бдительные стали упрекать благородное с виду предложение экономиста вернуть хотя бы ничтожную часть денег ограбленному населению, изъяв скромную долю процента у финансовых спекулянтов, в том, что «налог Тобина» напоминает «революционный налог», собираемый членами экстремистских групп с бизнесменов, проживающих на «баскских», «ирландских» или «колумбийских» землях, партизанский рэкет. Так респектабельный ученый попал в одну компанию с маркированными «врагами общества» только за то, что публично предложил сделать мир хотя бы на пять сотых процента справедливее. Естественно, проект поддержали и включили в кодекс своих ближайших требований многие «антиглобалисты» — Bankwatch и Global Watch, Ральф Найдер, Крис Гримшоу, Эрих Пробстинг, Уолден Белло: экоанархисты, марксисты, пролетаристы и даже поклонники председателя Мао.
Не нужно быть Джеймсом Тобином, чтобы проследить довольно очевидную цепь исторических положений. Деньги и товар могли выступать как фетиш и в докапиталистических обществах, однако, их фетишизация никогда не имела системообразующего, магистрального значения. Посредством тотального преобразования денег в производственный капитал в девятнадцатом веке мы получили промышленную модернизацию и его величество капитал как доминирующий фактор, а значит, и чисто фетишистскую форму дальнейшего воспроизводства общества вместе со всеми его предметными и культурными продуктами. Следующим шагом стало появление и астрономический рост фиктивного капитала, то есть денег, приносящих деньги, минуя какое-либо реальное производство. Первый десант фиктивного капитала на мировой рынок стал возможен благодаря спекуляциям с акциями и недвижимостью. В дальнейшем еще больший рост фикции дали государственные ценные бумаги, вращающиеся в биржевой воронке. К концу двадцатого века соотношение изменилось на обратное: изменение стоимости производственного капитала напрямую зависит от изменения стоимости капитала фиктивного, т.е. от с трудом предсказуемого поведения всеобщего экономического фетиша. Привязка капиталов к золотому запасу, служившая весь двадцатый век серьезным тормозящим фактором, в итоге была отброшена и мы оказались в мире, полностью порабощенным виртуальными «средствами», то есть во вселенной экономической «майи», в плену у хищной и требовательной иллюзии. Ускоряющееся, начиная с 70-ых годов, отделение глобальных финансовых потоков от реальной судьбы и движения товаров и труда, плюс ликвидация золотого обеспечения валют позволяют любой стране или корпорации игнорировать прежнюю валютную дисциплину и реальный паритет производительности. Фордизм и тейлоризм с их инудстриальным конвейерным адом стандартизации труда и отдыха растворяются и исчезают в новом пространстве всеобщего спектакля, волшебным словом которого является «симуляция». Капитал всего лишь имитирует то, чем он был во времена Маркса, миллионы людей симулируют то, что было когда-то парламентской демократией и политической жизнью, писатели симулируют то, что называлось литературой, а музыканты то, что называлось музыкой. Любое качественное концептуальное новшество в такой системе исключено.
Действительно новым тут может быть только большой взрыв, преодоление телевизионной майи, избавление от власти фетиша-капитала, глубинная революция, породить которую способно только пробуждение в тысячах душ неопровержимого откровения, не совместимого ни с одной из господствующим в нашем общем сне иллюзий.
Не откладывая, я отвечаю на письмо Нелли и отсылаю назад, в Берлин:
«Мы не играем ПО их правилам, но с удовольствием играем С их правилами. Нужно кормить агентов системы, людей медиа, например, их же говном, использовать их риторику против них, их фальшивую языковую надстройку «гуманитарную» обратить против их базовой буржуазной реальности. Сетевые структуры, новые коллективы не уязвимы для их пирамидальных иерархий. Сеть коммуникации идет на смену пирамиде, и это и есть наша «советская власть», не совместимая ни с корпорацией, ни с государством.
Чего они хотят? Т.е. чему мы сопротивляемся? Хотят нас загнать в свой иерархический безальтернативный рыночный рай, держащийся на безотказных микросхемах, личных магнитных карточках, тотальном «антитеррористическом» контроле и престижном гражданстве в привилегированной части мира. Сделать нас товаром, катящимся по земле вслед за потоками их невидимых всемогущих денег. Они хотят воевать с нами без потерь, как в компьютерной игре, для подавления «восставших роботов» уже есть все эти самовыстреливащиеся сети, парализующая пена, направленное излучение, оставляющее ожоги, невыносимый прицельный звук. Заставить нас ищачить ради своих биржевых цифр. Не дать нам вспомнить, не дать догадаться кто мы и зачем здесь, а все неизбежные догадки и воспоминания безопасно запереть в декоративной сфере «независимого» искусства: «зоны вечного радикального поиска и творческого, блядь, беспокойства», как они это называют. Недовольным предлагается пиво-анаша, кокаин-абсент, кому как повезет, трехгрошевая психоделика как единственное Другое. Если мы воротим нос и продолжаем упрямиться, зачисляют в «экстремисты», а дальше, после первого же настоящего пинка их мироустройству, в «террористы». И они абсолютно правы. На их месте я действовал бы точно так же. Но в этой священной, идеологической, цивилизационной, социальной войне мы с тобой с другой стороны, и пока они из нас делают потенциальных «террористов», мы должны суметь сделать из них таких свиней, а из их мира – такой хлев, чтобы один, переставший жмуриться, человек, ознакомленный с этой картиной, стоил миллиона зомби, миллиона добровольных зажмуренных жертв, создающих корпоративную прибыль. Что такое в конце концов наши сетевые структуры, не по отношению к их пирамидам, но по отношению к самим себе? Это сеть взаимного освобождения, сеть реализации всего, что было в нас репрессировано или до неузнаваемости искажено системой. Это как ранняя церковь, та, которую творил апостол Павел, а не та, которая крестила императоров».
На следующий день я получаю ответ, вежливо предлагающий набрать письмо латиницей или перевести его на немецкий (английский). Не распознавание русских знаков.
Прогноз.
Выводы, которые делают антиглобалисты из вышеописанного и все более очевидного экономического расклада, настолько просты и не новы, что я, рассчитывая, на сообразительность читателя и его вероятное желание харкнуть финансовому дьяволу в пятак, предлагаю их сделать самостоятельно.
Сегодня яростный шум и не анонсированный по ТV анархический грохот выводит из транснациональной капиталистической комы всех тех, кто уже было поверил, что «эпоха революций, слава богу, осталась в учебниках». Тихое большинство слишком рано решило за своего, не всегда послушного, бога, и похоже, на этот раз он еще погоняет толпы революционным бичом по исторической арене.
Уличные бои в Лондоне, Сиэтле, Вашингтоне, Давосе, Праге, Гетеборге. Давос-2001, в котором два дня не останавливались поезда, на соседних станциях полиция осаждала вокзалы с прибывшими «туристами», а проникшие под землю партизаны перерубили банкирам телефонные кабели. Этим, кстати, дело не ограничилось, и через двое суток после окончания бизнес-форума в свободном интернетовском доступе появились взломанные левыми хакерами досье на всех участников давосской встречи – номера кредиток, биографии, конфиденциальные сведения об источниках дохода, «непопулярных» партнерах в бизнесе и «пожертвованиях» своим политическим «друзьям». Генуя, в которой погиб Карло Джулиани. Альтернативные глобалистам международные съезды всех несогласных в бразильском Порту-Алегри, начатые по инициативе тамошней Партии Труда.
Вообще, регулярные беспорядки и скандалы вокруг всего, связанного с глобализацией мировых элит и их капиталов, уже принесли антиглобалистам важную психологическую победу. Сегодня, собираясь на свои тусовки, «ответственно мыслящие» капиталисты и «неравнодушные» администраторы, вынуждены требовать, чтобы их отделили от остального мира рядами режущей спиральной проволоки, шеренгами пластикоголовых полицейских и натасканных собак, бронетранспортерами, водометами и полосами отчуждения, как будто речь идёт о встрече инопланетян-оккупантов. Разность интересов элиты и населения, а так же чисто насильственная функция государств, принимающих «элиту» на своей земле, выражаются здесь наиболее очевидно.
Эскалация национально-освободительных партизанских войн на юге Мексики, в Колумбии, Эквадоре, Непале, Перу, на Филлипинах. Новый и стремительный рост радикальных внепарламентских синдикалистских проектов в Европе. Всё это кое о чем свидетельствует.
Мировой капитализм, как и предсказывалось великими диагностиками прошлого, вступает в свою заключительную и самую драматичную стадию планетарного господства и планетарного же крушения. У русских братков это называется «парень не удержит район». На оккупированной капиталом планете крушение произойдет в результате тысяч партизанских инициатив так называемых «антиглобалистов», т.е. в результате того, что когда-то и называлось, собственно, международной революцией.
Нам еще предстоит увидеть трупы развитых стран, выбросившиеся из истории на берег забвения, не справившиеся с собственной судьбой. Как писал об этом Герд Бергфлет:«Дело доходит до всеобщего восстания природы, до могущественного бунта Земли против зловещего беспредела человеческого произвола, которому все кажется возможным, подавленный принцип расточительства не может не взорвать рано или поздно всю Систему изнутри, превратившись в принцип тотального разрушения. Эта тенденция к тотальному разрушению постоянно усиливается, так как экспансия космо-антропологической системы постоянно поглощает новую солнечную энергию, восстающую против своего пленения вплоть до того момента, когда наступит предел концентрации и все структуры производственного безумия взлетят на воздух».
Из анонимной проповеди, опубликованной в бюллетене теологов освобождения:
«… Карта грехов современного мира точно повторяет средневековую теологию: западный эдем избранных, окружившее «золотой миллиард» чистилище и, еще дальше от рая, бескрайняя присподня третьего мира. Разница только в том, что благополучие эдема в этой вселенной прямо зависит от страданий ада и травматической неопределенности чистилища. Разница так же в том, что вся вина, распределившая по этой карте людей, состоит в их географическом и классовом происхождении, не более. Одни прокляты, а другие спасены мировым рынком согласно его слепой коньюнктуре. И нашей воле, нашим субъективным поступкам, нашей вере на этой карте места нет.
… Государства преисподней инфернальны и неустойчивы, как призраки, а тела народов иссечены и кровоточат, как и положено телам международных бомжей и рабов. .. ——… … Чистилище это промежуточное, тестирующее пространство, в котором решается, что прилипнет к нижней границе рая, а что провалится в тартар.
… Взаимообусловленность двух начал: спасения души и непримиримой борьбы за земную справедливость. Но может ли христианин говорить о «непримиримой» борьбе? Конечно, может, ведь идет об отказе примирения со смертным грехом. С точки зрения диалектики «примирение» есть преодоление породившей гнев несправедливости. То есть путь к необратимому «примирению» лежит и возможен только через социальную революцию, устраняющую причины конфликта.»
Алексей Цветков 